Рутинная работа

Я не сказать Фраму, что видел его дважды. Пускай, я видел его во сне, или видении, я не знал как можно словами описать увиденное. Сон, в котором я один раз уже отходил от наркоза после операции, но тогда все складывалось абсолютно иначе. Для меня лично во сне все происходило куда как более благополучно. Но здесь, в реальности, Селиванов был жив и здоров, все шло по плану, только вот я в реальности оказался поврежден, и все вокруг будто складывалось не в мою пользу. А еще во сне был рыжий, получается ко мне он пришел два раза? Но увиденное мной ранее не более чем видение, пускай в памяти оно закрепилось куда прочнее, чем обычное сновидение, но все равно, этого никогда не происходило и мир продолжает существовать совсем иначе, нежели мне грезилось. Сказать по правде я немного боялся этого сна и не знал, кому можно доверить его содержимое, так чтобы при этом не распрощаться с космосом навсегда.

9

Как Перес и обещал, на второй день после операции, он повез меня в радиорубку, для сеанса связи с Землей. Я чувствовал что вполне могу сам доехать до радиоузла, но Перес настоял на том, чтобы сопровождать меня туда и обратно на этом пути. Он мотивировал это тем, что хотел помочь мне с креслом, обращаться с которым я еще не приноровился. Но на самом деле, по инструкции я считался потенциально опасным объектом на базе, и все мои перемещения должны были отслеживаться.

Это было с одной стороны формальностью, но я чувствовал, что ко мне относятся с опаской, правила нарушать никто не хотел. За прошедшие дни все, кроме Селиванова, что был на орбите, проведали меня в медблоке. И все они чувствовали себя немного неловко.

Раджич и Гарсон, старательно делали вид, что ничего не произошло. Раджич сказал мне, что Фрам решил «отрезать гнилую поросль» пораньше и отправит его домой вместе со мной. Фрам, со слов Раджича, сообщил агентству о том, что экспедиционные работы приостановлены до конца смены. Из-за моей травмы и фактического отстранения Раджича просто некому вести полевые работы. Поэтому он и отправит Раджича вместе со мной за компанию, от греха подальше, раз уж представился такой благодатный повод. А на Земле сейчас агентство ломало голову, чем же занять пять человек до конца смены. Но, как говорит Гарсон, в таких случаях обычно приходит распоряжение заняться «ремонтно-уборочными работами» и все бьют баклуши до конца смены.

Раджич не верил что у меня «слетел вентиль», и считал, что я удачно пройду медкомиссию после лечения и вернусь. Свои же перспективы он оценивал куда более пессимистично: «Я старый, Алекс. Я не обкололся обезболивающим и разбил шлем, я влез в драку и бросался на людей, кактеперь выясняется. Лечить меня вроде не надо, но переведут туда, где спокойно и тихо, чтобы передохнул. Там внимательно посмотрят, как себя вести буду, если плохо – спишут. Но плевать на все я хотел и не буду под их дудку плясать».

В этом был весь Раджич. Отличный технический специалист, отовсюду получающий негативные рекомендации относительно работы в команде. Однако до выговора и отстранения он докатился впервые, но его это видимо не остановит.

Гарсон же стал ко мне даже более расположенным, чем за все время, проведенное на Япете. Гарсон был в том месте, куда я провалился, и по его словам, если бы на первом сроке он упал в эту пещеру, то наверно не сумел и столько протянуть. Опытный Гарсон признавал, что опоздай он на три-четыре часа, тогда я, верное дело, уже покончил бы с собой. «Но все обошлось, еще полетаешь. Помнишь про Ио? Ты обещал!» – так подбадривал меня Гарсон.

Бернар был единственным человеком, который проявлял ярко выраженную опаску, не стараясь ее скрыть. Обращу внимание, что не враждебность, а именно опаску. Он явно считал, что меня надо вообще изолировать от всех. Навестить меня, его заставили скорее остальные ребята, нежели собственное желание. Он постоял в трех метрах от койки пять минут, буркнул какие-то пожелания, рассказал два старых анекдота и как можно скорее удалился.

Вообще Бернар всегда сторонился тех, кто «выпал из обоймы». Так Раджич, подравшись с Селивановым, которого Бернар, к слову, и сам-то не любил, попал в черный список. Когда я спросил об этом Переса, тот сказал, что у Бернара есть определенные причины для такого поведения, но отказался их мне озвучить, ибо конфиденциально.

Итого: теперь получалось что я у Бернара в черном списке. Фрам вообще считает мою ситуацию вступительным испытанием в элитный клуб. Перес старательно делает вид, что ничего страшного не произошло, а носиться со мной он только по доброте душевной. Гарсон и Раджич изображают своих в доску, а Селиванов вероятно вообще особо пока не задумывался по этому поводу.