Ружемант 2 (СИ)

Мудрые боги в этот раз распорядились иначе. Не было дроидов с оружейной чумой, вместо мороженого Инка отдала предпочтение шаурме, бутик напротив мог похвастать лишь запредельными ценами на сомнительного качества тряпье.

Трем девицам до нас не было дела — обсуждали последний фильм про Человека-Богатыря.

Пиво обратилось безалкогольным сидром…

— Вот! Вот! А это — Молчунья!

Инна прыгала, размахивая руками перед монументальным изваянием. Задирался подол короткого платья, обнажая то бедра, то краешек тоненьких белых трусиков.

Кошкодевочка вызвалась быть мне гидом и жаждала внимания.

Смотрели на нее все, кому не лень. Дети, старики, подростки-в-том-самом-возрасте, пускающие слюни на красоту ее тела. Экскурсоводы бросали недовольные взгляды — Инка отбирала их работу.

— Из нее было не вытянуть и словечка. Говорят, она еще в школе дала обет молчания. Врут, наверно — как на уроках-то отвечать?

Подростки прыснули в кулак, экскурсоводы попунцовели от злости. Не знаю, какие официальные байки травят они, а вот версия Инны мне нравилась больше.

Ничего не говоря, окинул взглядом четырехметровую фигуру. Скульптор спешил запечатлеть в мраморе все: грусть в глазах, плотно сжатые губы, пышную девичью косу.

У Восьми не было имен — злодейка-история жаждала одиозных героев. Что строят Империи, разрушают города и покоряют нации. Иные обойдутся и кличками…

Одна из причин, по которой Бейка раздает прозвища? Очень может быть.

— А это Влюбленная! У нее писем было много. От мальчиков, — в голосе девчонки прозвучала зависть. — Говорят, если потереть ей нос, то она удачу в любви дарует. Враки, конечно же…

Она кивнула на другую, более выпуклую часть тела.

То ли природа, то ли скульптор, то ли каждый от себя, щедро наградили ее грудью. Влада могла позавидовать. Оба полушария блестели, истертые миллионами касаний.

Напротив соседней фигуры Инна застыла, чуть опустила ушки.

— Остроглазая, — выдохнула кошкодевочка. Подошел к ней, коснулся головы.

— Что-то не так?

Инка зябко поежилась, покачала головой.

— Нет, все хорошо, хозяин. Просто она была снайпером…

О последнем можно было не сообщать: оптика прицела на мраморной винтовке не оставляла сомнений.

Глянул ей в лицо, прищурился, на миг прошибло холодным потом. В ней было что-то от Бейки. Настырность взгляда? Чопорно вздернутый носик? Не знаю, что-то другое. За пределами таких простых вещей.

— Вам тоже от нее не по себе? — Инна обхватила руку, прижалась лицом к плечу.

Через миг я понял, в чем беда. С винтовки на меня смотрела сама Война…

— Хоз-зяин? Мяу? Вы куда? — кошкодевочка напряглась, когда я сделал шаг ближе к изваянию.

Повинуясь наваждению, коснулся смотрящего вниз мраморного ствола винтовки.

По сознанию ударило. Мир передо мной схлопнулся в точку, вытянулся в струну, выталкивая душу в бесконечную мглу безвременья…

* * *

Зрение вернулось не сразу. Глядел сквозь оптику прицела за скачущими фигурками. Перекрестие спешило выловить бронированное тулово того, кто плетется последним.

Ощутил касание мозолистого, привыкшего к спусковому крюку пальца. Девичий, чуть отросший ноготок, нежная кожа, плавный ход…

Затвор чуть слышно зашуршал, все тело обожгло приятным огнем. Плюнул вонючей сигарой гильзы. Потянулся всеми силами за следующим снарядом, загоняя его в ствол.

Я не прав. Не гляжу сквозь прицел ружья. Я и есть ружье в ее руках…

Фигурка бойца, прошитая насквозь, нелепо вскинув руки, повалилась наземь. Его товарищи совершили ошибку. Первым делом надо было рухнуть наземь, откатиться, огрызнуться туда, откуда прилетело очередью… Они же обернулись. Пулемет Молчуньи заговорил за двоих разом.

Откуда знаю, ее ведь даже нет рядом? Не знаю…

Пулемет загрохотал тяжким басом. Затянул заунывную песнь чужой погибели — отряд противника признаков жизни не подавал.

Это наш последний день. За спиной остатки сил самообороны эвакуируют гражданских. Мы — последний заслон на пути у чумы, которая уничтожит всех. Восточная армия далеко, дай бог через пять дней доберутся. Никто не мог предугадать, что коварный враг так быстро уничтожит западную…

Каждый выстрел — лишь попытка оттянуть неизбежное. Бой идет уже двенадцать часов. Она хочет пить. Хозяйка. Чувствовал ее жажду, как свою собственную. Сонливость, усталость, бурчит в животе. В ушах гремит данное самой себе обещание — держаться до конца! За нами Москва!

В голове сумбур воспоминаний: делим с ней одну голову на двоих. Школа, белые гетры, черная юбка формы, выпускной. Натруженные пальцы держат смычок, высекая из скрипки один плавный звук за другим. Аплодисменты, слезы на щеках родителей, поздравления друзей. Счастливые улыбки, гордый учитель пророчит блестящее будущее.

Восстание ружемантов. Добровольцем на фронт. У нее хорошо получается. Случайно попала в отряд, состоявший из самых разных девушек. Давали неделю жизни. Вместе больше года. За голову каждой объявлена награда.

Так распорядилась война. Чувствовал в ней родственную душу: я — оружие, она — оружие…