Ружья Авалона

Но почему никто до сих пор не нашел способа изменить саму суть человека? Мне стерли память, отправили меня жить в неизвестном и новом для меня мире… и что? — остался тот же старый Корвин. Такая мысль могла бы привести меня в отчаяние. Если бы я не был доволен собой.

В тихой заводи у реки я смыл пыль и пот, размышляя о черной дороге, на которой так пострадали мои братья. Нужно было разузнать еще многое.

Я купался, но Грейсвандир был все время неподалеку. Каждый из нас может увязаться по свежему следу, оставленному родственником в Тени. Но как бы то ни было, омовению моему никто не помешал. На обратном пути, правда, мне трижды пришлось воспользоваться Грейсвандиром — для защиты от существ менее мирских, чем мои братья.

Однако этого следовало ожидать, поскольку я весьма спешил.

Рассвет уже приближался, хотя было еще темно, когда я ввел коня в конюшню своего брата. Я почистил Звезду, чалая дико косилась на меня. Поговорил с ней, приласкал, а потом дал корм и воду. Огнедышащий Дракон Ганелона приветствовал меня из соседнего стойла. Я расчистил место между насосом и задней стенкой конюшни и все думал, где бы мне улечься на ночлег.

Нужно было отдохнуть. Хватило бы нескольких часов, но под крышей Бенедикта я спать не решался. Я, конечно, говорил, что собираюсь умереть в постели… но если точнее, я хочу, чтобы в глубокой старости на мою постель наступил слон, когда я буду заниматься любовью.

Впрочем, к выпивке за счет Бенедикта у меня отвращения не было, и душа просила чего-нибудь покрепче. В доме было темно, я вошел и на ощупь добрался до буфета.

Налил себе бренди, пропустил, налил снова и подошел со стаканом к окну. Видно мне было далеко. Дом стоял на склоне холма. Бенедикт выбрал хорошее место.

— «Лентою белой дорога легла, белеет луна над ней»,[5] — процитировал я, удивляясь звукам собственного голоса, а луна застыла в вышине…

— Так. Так. Именно так, друг Корвин, — донеслись до меня слова Ганелона.

— Я не заметил, что ты здесь, — промолвил я, не оборачиваясь.

— Это потому, что я сидел тихо как мышь, — объяснил он.

— О! — отозвался я. — И насколько же ты пьян?

— Ни насколько, по крайней мере сейчас. Но если ты будешь хорошим другом и поднесешь мне стаканчик…

Я повернулся.

— А сам не можешь?

— Больно шевельнуться.

— Хорошо.

Я отправился к буфету, налил стакан и поднес ему. Он благодарно кивнул, медленно поднял ее и пригубил.

— Ах, как хорошо! — вздохнул Ганелон. — Может, это утешит меня.

— Ты дрался, — решил я.

— Да, — согласился он. — И не однажды.

— Тогда терпи, как подобает воину, и избавь меня от необходимости выказывать свое сочувствие.

— Но я победил!

— Боже! Где лежат трупы?

— Что ты, соперники были не настолько плохи. Во всем виновата эта девчонка.

— Тогда ты получил, что хотел, за свои деньги.

— Речь совсем не о том. Похоже, я подвел нас обоих.

— Нас? Как?

— Я не знал, что она-то и есть хозяйка дома. Я явился в веселом расположении духа и подумал, что она из служанок…

— Дара? — спросил я, внутренне напрягаясь.

— Да, она самая, я шлепнул ее по корме и решил сорвать поцелуй-другой. — Он застонал. — Тогда она подняла меня вверх, подняла как щепку над головой и объяснила мне, что она здесь хозяйка. А потом отпустила руки. Во мне сто четырнадцать кило, а до земли было далеко… — Он пригубил еще раз, я усмехнулся. — И она тоже смеялась, — жалобно продолжил Ганелон, — а потом милостиво помогла мне встать. Я, конечно же, извинился… Этот твой брат, должно быть, богатырь! Такой девушки я никогда не встречал. Что она может сотворить с мужчиной!.. — В голосе его слышалось благоговейное удивление. Он медленно качнул головой и вылил в глотку остальное. — Мне было страшно… ну, по крайней мере, неудобно…

— Она приняла твои извинения?

— О да! Весьма благосклонно. Велела мне забыть обо всем и обещала, что тоже забудет.

— Тогда отчего ты не лечишь горе сном?

— Я поджидал тебя, решил не спать, когда бы ты ни явился. Нам надо переговорить.

— Ну, в чем дело?

Он медленно встал и взял свой бокал.

— Давай-ка выйдем отсюда.

— Хорошо.

Ганелон подхватил на ходу бутылку бренди — правильная мысль — и мы направились по тропинке за дом. Наконец он грузно плюхнулся на старую каменную скамью у ствола большого дуба. Потом наполнил наши бокалы и пригубил первым.

— О! И в напитках твой брат знает толк!

Я сел рядом с ним и набил трубку.

— Когда я принес извинения и назвался, мы немного поговорили, — сказал он. — Едва она поняла, что я приехал с тобой, сразу же захотела узнать все об Амбере и Тени, и о тебе, и о других членах семьи.

— Ты ей рассказал что-нибудь?

Я раскурил трубку.

— Не мог, даже если бы захотел, — пожал плечами Ганелон. — Мне нечего было ответить.

— Молодец.

— Но меня это заставило задуматься. Похоже, Бенедикт не говорит ей о многом, и я понимаю почему. Я поостерегся бы много разговаривать в ее обществе, Корвин. Уж слишком она любопытна.

Пыхнув трубкой, я кивнул.

— Тому есть причина, и очень веская. Впрочем, мне приятно знать, что ты не теряешь головы, когда пьешь. Спасибо, что рассказал.

Он пожал плечами и приложился к бутылке.