Ружья Авалона

Насколько я понимал, вся наша семейка всегда обладала особыми способностями, Дворкин только изучал их, а потом обобщил свои знания, создав Огненный Путь и колоду Таро. Он часто пытался обсудить с нами эти вопросы, однако большинству наших эти разговоры казались слишком абстрактными и скучными. Черт побери, мы всегда были слишком практичны. Этим вопросом интересовались разве что Брэнд и Фиона. Я почти позабыл о ней. Иногда Фиона слушала тоже. И папаша… Он вообще знал ужасно много, но помалкивал. Времени на нас у него не хватало, и мы немного знали о нем. Должно быть, в основах он разбирался не хуже Дворкина. Разница заключалась в том, как они использовали знания. Дворкин был художником, а кем был папаша, я так и не понял. Ни с кем из нас он не сближался, хотя назвать его черствым отцом тоже нельзя. Когда ему случалось заметить кого-нибудь из нас, он тут же осыпал подвернувшееся чадо подарками и развлечениями. Но воспитание наше доверил придворным. Мне кажется, он просто терпел нас как неизбежное последствие своих увлечений. И я, в сущности, удивлен, что семейка не столь велика, как могла бы быть. Тринадцать живых детей и еще двое братьев и сестра, мертвые ныне, – и это за пятнадцать веков его любовной активности. Я слыхал, правда, еще о нескольких, что жили задолго до нас… Никто из них не уцелел. Не столь уж впечатляющий итог для похотливого владыки. Правда, и среди нас излишне плодовитых не было. Как только мы обучались заботиться о себе и передвигаться в Царстве Теней, отец сразу же отправлял нас туда, подыскивая такие местечки, где мы жили бы спокойно и счастливо. Так и я попал в тот Авалон, которого теперь уже не было. Насколько я знал, о происхождении папаши знал лишь он сам. Я никогда не встречал таких, кто помнил бы те времена, когда Оберона не было. Странно? Не знать, откуда родом собственный отец, когда для того, чтобы удовлетворить любопытство, у тебя были столетия? Увы, он был скрытен, проницателен и всемогущ… и мы тоже – но уже в известной мере. Он хотел, чтобы мы благоденствовали и были довольны, однако… так, чтобы ничьи способности вдруг не составили угрозу его собственной власти.

Чувствовалась в отце, по моему мнению, какая-то неуверенность, какая-то непонятная осторожность, когда речь заходила о нем и давнем прошлом. Вряд ли он мог представить себе, что когда-нибудь перестанет править в Амбере. Иногда в шутку отец начинал ворчать об отречении, но мне всегда казалось, что делает он это специально – чтобы выяснить, кто и как станет на то реагировать. Он вполне понимал, к чему приведет его уход от дел, но все не верил, что такое возможно. А всех его обязанностей, дел и тайных обязательств не знал никто из нас. И сколь пресной ни казалась такая мысль, во мне почему-то крепло убеждение, что на самом деле никто из нас не пригоден для трона. Не раз хотелось мне обвинить папашу в некомпетентности, но, к несчастью, я слишком долго был знаком с Фрейдом, чтобы не усматривать в этом личных мотивов.

И еще: я начинал сомневаться в законности наших претензий. Раз он жив и отречения не было, мы могли рассчитывать не более чем на регентство. Мне не хотелось бы дождаться возвращения папаши, сидя на его троне в качестве наследника престола. Если честно, я боялся его, и не без причины. Только дурак не боится высшей силы, которая ему непонятна. Но назовись я королем или регентом, у меня было больше права на этот титул, чем у Эрика, а значит, я должен был добиваться своего. И если некая сила, вынырнув из темного прошлого папаши, могла помочь мне, а Дворкин и был такой силой, – пусть о нем не узнает никто, пока мне не удались мои планы.

«Даже если эта сила способна разрушить сам Амбер, уничтожить все призрачные миры и все подлинные?» – спрашивал я себя.

«В особенности, если она такова, – отвечал я себе. – Разве можно доверить кому-нибудь подобную силу?»

Все мы действительно весьма практично настроены.

Допив вино, я потянулся к кисету за трубкой, прочистил ее и набил.

– Вот, в сущности, и все на сегодняшний день, – сказал я, разглядывая результат своих трудов, и, поднявшись, прикурил от лампы. – А после того я вновь обрел зрение, бежал из Амбера, попал в страну под названием Лоррен и встретил там Ганелона, а потом явился сюда.

– Зачем?

– Невдалеке отсюда был тот Авалон, что я знал когда-то.

Я сознательно не упомянул, что был прежде знаком с Ганелоном, и надеялся, что он поймет меня правильно. Ведь эта Тень была вблизи нашего Авалона, так что Ганелону непременно покажутся знакомыми вся страна и ее обычаи. Это может стать полезным, а потому Бенедикт не должен пока знать об этом.

Как я и надеялся, он пропустил это мимо ушей, увлекшись более занимательными подробностями.

– Как тебе удалось бежать? И как ты только ухитрился?

– Конечно, мне помогли, – признался я, – выбраться из камеры. А уж потом… Там есть еще и такие ходы, о которых не знает даже Эрик.

– Понимаю, – произнес Бенедикт, якобы не выказывая интереса, надеясь, естественно, что я стану продолжать и выложу имена своих сообщников.

Я пыхнул трубкой, улыбнулся и откинулся назад.