Утверждение Гамеля о том, что все части оружия изготавливались на станках, не обязательно означает, что весь арсенал был механизирован. Загорский признает, что сверлильные станки XVIII века «ненамного пережили Петра I. Вскоре после его смерти <…> эти машины были оставлены без использования, обветшали и много ранее 1738 г. прекратили существование; тульские оружейники вернулись к ручной обработке всех частей оружия» [Загорский 1960: 187]. Бриткин, в целом воспевавший врожденный русский гений, утверждает, что первая паровая машина, полученная от российской – петербургской – фирмы Берда в 1811 году, простаивала 30 лет: «В действительности паровую машину не удалось пустить, и еще долгое время на заводе преобладало использование силы воды» [Бриткин 1950: 45][168]
. Многие операции и на этом, и на других заводах по-прежнему выполнялись вручную. Это в особенности относится к этапам окончательной опиловки, подгонки и сборки – самым трудоемким, сложным и дорогостоящим операциям. Частые упоминания Гамелем практически одинаковых деталей позволяют предположить, что операции ручной опиловки и чистовой обработки отнюдь не устарели. Подобная двусмысленность характерна и для истории производства в Сестрорецке. Ни из приказа Военной коллегии 1798 года, процитированного ранее, ни из исследований советских историков нельзя четко понять, являлось ли целью внедрения станков обеспечение взаимозаменяемости деталей. Проблема усложняется тем, что штамповочные станки, установленные в 1810 году, дали «возможность изготавливать единообразные ружейные части» [Демидова и др. 1968: 25–27]. Если установка штамповочных станков в 1810 году позволила обеспечить высокую степень единообразия, то какой станок использовался для достижения взаимозаменяемости деталей 12 годами ранее? Термины «единообразие», «взаимозаменяемость» и «унификация» были относительными и менялись с ходом времени; то, что один изобретатель или один циркуляр Военного министерства именовал взаимозаменяемым, вполне могло не удовлетворять будущим стандартам на ту же продукцию.Продолжавшиеся закупки машин за рубежом говорят о серьезных препятствиях на пути механизации и неспособности воспроизводить машины и интегрировать их в производственные процессы. Для Тулы Загорский выделяет три важных сдерживающих фактора. Во-первых, оружейники платили заводу за использование машин. «Плата эта была настолько высокой, что оружейники не получали прибыли от машинной обработки, ее поглощала казна. <…> Следовательно, механизация работ не повышала, а снижала заработки оружейников, и они, естественно, противились ее осуществлению» [Загорский 1960: 188]. Во-вторых, работать на машинах надлежало на территории завода. «В домашней мастерской, куда начальство заглядывало редко», работа контролировалась меньше; ее организация вполне могла предусматривать и сторонние приработки. В-третьих, государство не поощряло изобретательство. В отчете руководства завода перед военной комиссией в 1755 году, процитированном Загорским, говорилось:
За вымышляемые Тульскими оружейниками мастерами инвенции никаких из казны награждениев не бывает, потому каждый мастер состоит на задельных деньгах и работает оружейную казенную ординарную работу, а кто пожелает для своего прибытка и интереса в каких вещах вновь сыскивать какие инвенции, оные сыскивают своим капиталом и в том им от Оружейной канцелярии запрещения не имеется[169]
.На первых порах такие препятствия на пути инноваций приводили к неспособности воспроизводить машины и интегрировать их в производственные процессы. По словам Загорского, «к концу XVIII в. оказалось, что оружейники опять обрабатывают стволы на дому, и пришлось вновь изобретать сверлильные и другие машины. Технологические процессы изготовления оружия в конце XVIII века немногим отличались от существовавших в начале века» [Загорский 1960: 189][170]
. Другими словами, им пришлось заново изобретать велосипед. И машины Джонса точно так же производили впечатление, но не влияли на организацию производства или механизацию в целом. Из 122 операций, описанных Гамелем, механизированы были только 28 [Ашурков 1983: 53]. Один из свидетелей, выступавших перед Комитетом по стрелковому оружию Британского парламента сказал: