И еще пример. Второго июня нашей группе предстояло сдавать экзамен по истории русской философии. Мало того что сам по себе предмет не из легких, надо прочитать кучу книг, запомнить массу фамилий, никого не перепутать, так еще его у нас ведет Ольга Мельникова, старая дева, патологически ненавидящая девушек. Парням Ольга Пантелеевна всегда ставит «отлично». Мне не хочется думать, что старая и страшная карга надеется на роман с кем-нибудь из наших недотеп, но уж как есть. Мальчикам у Мельниковой дорога без ухабов, а девочек она топит в болоте, даже получить тройку у гоблинши им проблематично. Представьте мою радость, когда в десять утра куратор курса объявила: «Преподаватель Мельникова не сможет прийти на экзамен, она заболела».
Тут-то на волне ликования я и подумала: «Ну вот, слава богу! Теперь никаких проблем со сдачей не будет». Не успела эта мысль возникнуть в мозгу, как на пороге аудитории возникла грузная фигура Галины Михайловны Андреевой и раздался ее противно скрипучий голос: «Сидеть молча! Молча, я сказала!»
Я чуть не умерла от страха. Галина Михайловна обладает уникальной способностью засыпать с открытыми глазами. А что вы хотите от бабки, которая начала преподавательскую деятельность в одна тысяча девятьсот фиг знает каком году? Наши говорят, что Андреева дружила с Лениным, но, наверное, это враки, хотя старуха – натуральная мумия на батарейках. Или она зомби? Нормальный человек не проживет триста лет. Галина садится за стол – и, ау, уходит в астрал. Когда студент, ответив на все вопросы, замолкает, бабка зевает и говорит: «Дальше».
Человек, впервые столкнувшийся с человекообразной гиеной, отвечает: «Я уже все рассказал».
Андреева поднимает лоскут кожи там, где у обычной женщины растут брови, и осведомляется: «Рассказал? Вот глупости!»
И бах! В зачетке появляется жирный неуд.
Если же наученный горьким опытом студент проглатывает ее замечание и повторяет ответ, то ему придется это делать во второй, третий, четвертый, пятый и сотый раз, пока в аудитории не появится сторож и не заорет: «Домой пора, я здесь сутками за копейки пахать не нанимался».
У Мельниковой вы имеете шанс получить тройку. Надо надеть платье прабабушки, стоптанные в тысяча восемьсот пятом году баретки, месяц не мыться и не причесываться, скривить рот, пустить слюни, и тогда преподша примет тебя за свою родственницу и осчастливит. У Андреевой невозможно отжать трояк. Одна радость – теща Змея Горыныча всегда берет только одного студента, остальные достаются милейшей, очень красивой Ирочке Какуриной, которой, уж не знаю, за какие грехи, довелось стать аспиранткой Андреевой. Может, Ирина отрабатывает семейную карму? Какурина умная, веселая, у нее отличный муж, наверное, поэтому, а может, благодаря светлому характеру Иришка сыплет пятерками. Они с Галиной Михайловной словно черное и белое, негатив-позитив, пахнущая гнилым мясом карга и фея-блондинка. Ну, а теперь угадайте с трех раз, кого из всей группы выбрала в жертвы ведьма Гингема? Абсолютно верно! Степаниду Козлову…
Я посмотрела на постояльцев, которые пили чай, потом на Ивана, вздохнула и подумала: «Ну вот! Кузьма Сергеевич дышит, нервный день завершается на оптимистической ноте. Сейчас пойду к себе, включу сериал и…»
– Гляньте сюда! – заорала Аня. – Ужас! Ужас-ужас!!!
Я вздрогнула. Степа! Ты сошла с ума! Ну зачем раньше времени обрадовалась?
– Куда глядеть надо? – устало осведомился Бурундуков.
Аня ткнула пальцем в мою сторону.
– У нее вся рожа в красных пятнах, губы в сосиски превратились!
– Действительно, – пробормотал Иван. – Степа, ты как себя чувствуешь?
– Нормально, – испуганно ответила я, – только чешусь постоянно.
– Давно? – не успокаивался Ваня.
– Наверное, сутки, – ответила я, – может, двое, не помню.
– Смахивает на аллергию, – сказал будущий врач, – съешь кларитин или супрастин.
– Слопала целый блистер, – отмахнулась я, – а толку?
– Мы все умрем! – завизжала Аня.
– Точно, – кивнул Миша, – рано или поздно каждый сыграет в полированный ящик.
– Нет! – пошла вразнос Анна. – Мы здесь сдохнем! Скоро! В доме холера!
Иван попытался воззвать к логике:
– Не похоже. Холера начинается с внезапной тошноты, болей в желудке, поноса, метеоризма.
– Раз Степашка безостановочно не пукает, значит, она здорова, – влез с очередным идиотским замечанием Бурундуков.
– Дурак! – обиделась я.
– Не-ет! – завела Аня. – Оглянитесь! Геннадий тоже в пятнах, и рот у него утеночий.
Слово «утеночий» развеселило меня, но через секунду мне стало не до смеха. Добрый папочка напоминал божью коровку-альбиноску, его лицо было бледным, с множеством мелких красных пятнышек, а губы слегка раздулись.
– Гляньте на Машку, – визжала Пряникова, – и Олеся, и Катя, и Изабелла, – все заболели. И я! Мы умрем! Олег принес заразу! У него рак!
– Онкология не передается воздушно-капельным путем, – сказал Иван, – не пори чушь.