Рваные валенки мадам Помпадур

– Пытаетесь представить меня дурой? За пару часов до кончины Аня позвонила мне по телефону и нервно сказала: «Фирочка! Я выяснила невероятную вещь. Всегда полагала, что Любка сволочь, но Ванечка мерзавку любит, он меня не слушает. Теперь ему придется принять слова матери во внимание! Есть доказательство! Сейчас тебе такое расскажу…» Продолжить общение не удалось, в трубке послышался щелчок. Анна Егоровна прошептала: «Чуть позднее договорим, похоже, нас пытаются подслушать, сняли вторую трубку».

Больше Файфман с Анной не беседовала. Рано утром ей позвонил рыдающий Иван и сказал:

– Мама скоропостижно умерла ночью.

Эсфирь Мироновна запнулась, потом ткнула пальцем в Любу и, словно актер в древнегреческой трагедии, возвестила:

– Убийца перед нами! Аня узнала нечто компрометирующее невестку, а та поняла, что свекровь не будет молчать, и задушила ее! Собственными руками сдавила ей горло. Но божья кара не заставит себя ждать! Господь отомстит преступнице!

Наденька зарыдала, Люба схватила девочку и увела из комнаты, а Алексей Николаевич строго сказал:

– Прекратите нести чушь! Какое сдавленное горло?! Лучше вам замолчать по-хорошему. Убирайтесь вон!

– Да я… да вам, – закатилась в истерике Файфман, – да сейчас… да иначе…

– Иначе что? – рявкнул археолог. – Напишете донос в партком? Миновали те времена, когда анонимщикам и клеветникам верили. Теперь дело решают цивилизованно, в суде. Желаете обвинить Любашу? Отнесите заявление в милицию. Если не готовы затевать процесс, заткнитесь и убирайтесь! Вон! Забудьте дорогу сюда, вам отказано от дома.

Алексей Николаевич сам не мог понять, отчего у него с языка слетело устаревшее выражение про отказ от дома, но его слова подействовали.

Эсфирь Мироновна поднялась и выплыла в коридор, дочь помчалась за ней…

Бутров внезапно прервал разговор, бросился к столу и схватил телефонную книжку. Он, похоже, не доверял электронным записям, по старинке заносил нужные номера в большую тетрадь.

– Вот он, – обрадовался профессор, – сейчас, секундочку. Павел Петрович, это Бутров. Пожалуйста, немедленно приходите ко мне для составления завещания. Ну да, наконец-то я решил, верно. Отлично!

Археолог повесил трубку.

– Сейчас заглянет нотариус, он тут неподалеку, в соседнем здании работает. Танечка, повремените с уходом, понадобится засвидетельствовать мою подпись.

Снявши голову, по волосам не плачут. Я поерзала в кресле, пытаясь устроиться поудобнее.

– Чай! – спохватился хозяин. – Простите великодушно! Хотите зеленый?

– Он мне напоминает раствор парфюмированного мыла, – брякнула я. – Лучше черный.

Алексей Николаевич подергал носом, но ничего не сказал и отправился куда-то в недра квартиры.

Долго ждать юриста не пришлось. Бумаги он составил быстро. Меньше чем за час девочка Надя превратилась в сказочно богатую наследницу. Завещание Бутрова можно сформулировать в двух словах: он все оставил дочери. Правда, о родственной связи археолог не упомянул. На листах с печатями было просто указано имя, фамилия и отчество малышки. Перечисление «движимого и недвижимого имущества», которое она получит в случае смерти Алексея Николаевича, составило внушительный список. Восьмикомнатная квартира на Тверской, коллекции предметов старины, мебель, в основном антикварная, собрание старопечатных книг, дача в Подмосковье, дом на Черном море, избушка на Волге, денежные вклады, все права на научные труды Бутрова и много чего еще, включая драгоценности его матери, которые после смерти Галины он хранил в банковской ячейке. Бутров не забыл даже про посуду: серебряные столовые приборы и сервиз чешского производства (единственная вещь, не имеющая сейчас ни малейшей ценности).

Четкость, с которой Алексей Николаевич перечислил все позиции, меня удивила. Наверное, на моем лице отразилась гамма чувств, потому что профессор вдруг сказал:

– Говорю, словно отрепетировал? Последнее время я все чаще думал о последней воле, составлял завещание на разный манер, размышлял, что и кому оставить, и понимал: передать память о предках некому! У меня много ценных вещей, но есть особенно дорогие, которые ничего не стоят. Непонятно?

Бутров открыл письменный стол и выложил из ящика небольшую коробочку.

– Работа мастеров Палеха. За эту безделицу много денег не выручить, хотя она сделана кем-то из старых мастеров. Но для семьи Бутровых – это реликвия. Когда родители вернулись из Великобритании в Россию, они первый свой отпуск провели в поездке по стране, побывали в Палехе, где отец тайком заказал эту коробочку. Мама не знала о планах мужа и была поражена, когда он ей спустя три месяца преподнес подарок. Видите, на крышке изображение ангела? У него лицо моей мамочки.

– Надо же, как романтично, – восхитилась я.

– Отец умел радовать близких, – кивнул Алексей Николаевич. – Вот почему эта шкатулка для Бутровых бесценна. Но для остальных это безделица: повертят в руках и выбросят.

Бутров нежно погладил реликвию и поставил в ящик.