Рваные валенки мадам Помпадур

– Вот тут ты ошибаешься. Во-первых, произведения разные. Вначале автор пишет: «Великий Сенека часто обдумывал свои работы во время пеших прогулок». В другой книге иная фраза: «Гениальный Сенека часто обдумывал свои теории на ходу», в третьей: «Неповторимый Сенека бродил по берегу реки, погруженный в мысли». Почувствуй разницу. И самый главный момент: есть требования ВАКа[20], в которых четко указано: чтобы стать кандидатом наук, необходимо иметь определенное количество публикаций в профильных журналах. Если ты замахнулся на докторскую, в анамнезе должна быть монография. Идешь на вершину горы, штурмуешь звание академика? Покажи подборку книг, иначе не видать тебе мантии. Издательств, специализирующихся на выпуске нечитаемых томов, мало, человеку без научных регалий попасть в круг авторов практически невозможно, на рукопись потребуют рецензию от маститого коллеги. И здесь начинается самое интересное. Рецензент сделает пару поправок, а потом либо намекнет, либо заявит прямо:

– Я долго работал над твоим сырым произведением, фактически мы теперь соавторы, надо поставить на обложке две фамилии.

– Это настоящий рэкет, – возмутилась я.

– Условия игры, – усмехнулся Димон. – Когда желторотый аспирант станет профессором, наступит его час, он будет «помогать» молодым. Подобная практика очень распространена в научном мире. Научный руководитель заставляет аспиранта написать книгу, а затем она выходит под двумя фамилиями, это честная процедура. Есть нечестная, ученик ваяет рукопись, руководитель относит ее в издательство и выпускает под одним именем, своим.

Глава 23

– Воры! – воскликнула я.

– Без публикаций в науке нет продвижения, – резюмировал Коробок. – Самому не пробиться, необходим тяжеловес, который придаст новичку ускорение. Возьми в научной библиотеке каталог и увидишь: мало кто из ученых пишет в одиночестве. Да вот сейчас…

Коробок пошевелил мышкой.

– Далеко за примером не пойдем. Некий Соловчук[21], психолог. Первая книга: Андреева, Григорьев, Соловчук. Вторая, третья в том же составе. Затем изменение в авторах: Григорьев, Соловчук, Мякин. Небось Андреева умерла, и Григорьев стал у них там завкафедрой.

– Не по алфавиту их поставили, – заметила я, – надо Григорьев, Мякин, Соловчук.

– Нет, тут играет роль статус, – объяснил Димон. – Мякин явно совсем зеленый, ему и замыкать тройку. Ну и что мы имеем? Новый шедевр появился в прошлом году – Соловчук, Мякин, Бондаренко.

– Полагаешь, Люба дружила с Галиной из утилитарных соображений? Ей требовались публикации, а Бутров их обеспечивал? – спросила я.

Димон отодвинул ноутбук:

– Глаза устали. А что еще заподозрить, если вся ее научная деятельность в кармане у бывшего любовника? Не обратила внимания на интересный факт? Трио Бутров, Казакова – теперь Доброва – Файфман оставалось неизменным, но некоторое время назад Руфина Яковлевна откололась от коллектива.

– Умерла? – быстро предположила я.

– Нет, она теперь сотрудничает с Медведевой и Филипповым, – уточнил Коробок. – Кстати! Вот тебе новая карта: Файфман Эсфирь Мироновна – ее родная мама, а заодно лучшая подруга свекрови Любы. Руфина работала раньше в одном отделе с Любой, пахала под руководством Алексея Николаевича. Сейчас она служит в другом музее. По статусу оба заведения одинаковы – образно говоря, Файфман променяла шило на мыло. Зачем срываться с насиженного места на такое же?

– Между Руфиной и соавторами пробежала черная кошка, – предположила я.

Коробок прикрыл глаза:

– Само собой напрашивающийся вывод. До сих пор мы получали сведения о Любе и Бутрове от них самих или рылись в документах.

– Надо поговорить с Файфман, – оживилась я, – бывшая коллега – кладезь информации. Я не верю в самоубийство Любы, мне не нравится история с дедом Назаром, не говоря уже о шокирующей информации про изнасилование несчастной Галины. Что-то тут все очень плохо. Надо доложить Приходько, пусть разрешит мне покопаться в навозной куче.

Димон зевнул:

– Шеф уже отдал приказ, причем использовал те же слова, что и ты, заявил: «Дима, поройтесь с Танечкой в мусоре, не нравится мне ситуэйшен, внутренний голос нашептывает: «Федор, тут нечисто».

Я встала, пошла к двери и обернулась:

– Помнишь, как Приходько, только появившись у нас в образе практиканта, постоянно твердил: «Спиной чую, она у меня неприятности улавливает»[22]? Слава богу, он забыл свою присказку, зато теперь обзавелся внутренним голосом.

Коробок кашлянул:

– Тань, почему он тебе не нравится?

– Потому, – топнула я ногой, – что у меня тоже имеется внутренний голос, совсем не тихий, а очень даже громкий, и он кричит: «Приходько противный».

– Он профессионал и пытается с нами подружиться, – неожиданно встал на защиту нового начальника Димон. – Чеслав не вернется. Попробуй отнестись к Федору объективно. Хоть раз назови его по имени. А то он с тобой очень мил, даже за глаза называет тебя Танечкой, а ты его иначе как Приходько не величаешь. Невежливо получается.

– Воспользуюсь твоим советом, – прошипела я. – С завтрашнего дня примусь именовать выскочку «господин шеф».

Димон улыбнулся: