Рваные валенки мадам Помпадур

– Люба уже беременна, – без особой радости сказала Анна Егоровна.

Руфина удивилась, но постаралась не показывать своих чувств, а мать Ивана продолжала:

– Мне никто пока эту новость не объявлял, но я слышала, как вчера невесту в туалете тошнило, а еще ей плохо от запахов. Думаю, поэтому они со свадьбой и поспешили.

На секунду Руфе стало обидно, что Люба не сообщила ей о беременности, но она подавила это чувство и воскликнула:

– Вот видите! Скоро вы станете счастливой бабушкой.

Лицо Анны Егоровны исказилось.

– Не знаю, не знаю, в ребенке половина крови матери. Я, Руфочка, никогда не прощу Любе того, как она издевалась над моим сыном. Ваня сам не свой ходил, чуть в петлю не полез. Целый год она его в женихах держала и дату бракосочетания не назначала. Видела бы ты, как ему плохо было! А потом вдруг сама прибежала и на шею к Ванюше кинулась. Потребовала расписаться буквально через неделю. Чего, спрашивается, торопиться, а? С чего в ней страсть к моему сыну проснулась? Я в догадках терялась: что ее заставило мармеладкой стать? Такие женщины долго к свадьбе готовятся, платье шьют, а Любка! Схватила первую попавшуюся тряпку – и вперед! Но вчера горшок нашел крышечку. Я услышала, как ее в сортире наизнанку выворачивает, и поняла: беременна невеста. Готова спорить, что не от Вани младенец! Охмурила она моего наивного влюбленного мальчика, а тот и рад.

Руфа испугалась:

– Тетя Аня, вы никому о своих подозрениях не рассказывайте!

– Уж не дура, – вздохнула старшая Доброва, – буду молчать, но Любу никогда дочерью считать не смогу.

Руфина замолчала и начала суетливо передвигать на столе предметы.

– И что случилось дальше? – тихо спросила я.

Файфман сгорбилась.

– Много всякого, жизнь, знаете ли, многоликая. И… ну… и… А Люба правда умерла?

– Да, – кивнула я, – можете больше ее не бояться. Я правильно поняла? Вы по какой-то причине невероятно испугались, убежали из музея, перестали писать совместные научные статьи с Любой и Алексеем Николаевичем. Что случилось?

Руфина уронила на пол ложку, но не стала ее подбирать.

– Анна Егоровна подозревала, что Надя не от Вани, а потом получила неопровержимое доказательство. Понимаете, ребенок наследует от родителей…

– Палец, – перебила я, – на ноге!

– Вы знаете! – ахнула Руфа. – Откуда?

– Неважно, – отмахнулась я. – Слышала и про скандал на поминках Анны Егоровны!

Руфина кивнула:

– Мама не сдержалась. Тетя Аня ей правду рассказала и спросила: «Фира, как мне поступить? Сообщить Ване? Он должен знать правду».

Мудрая Эсфирь Мироновна ответила:

– Аня, не лезь, они сами разберутся. Если вмешаешься, Иван тебя потом в развале своей семьи обвинит. Может, он давно правду выяснил и молчать предпочитает. Чужая жизнь потемки, даже если это жизнь твоего сына!

Но Анна Егоровна, похоже, спрашивала у лучшей подруги совета исключительно для проформы, она воскликнула:

– Ох! Нет! Я обязана просветить своего мальчика!

Руфина исподлобья посмотрела на меня.

– Понимаете? В понедельник вечером тетя Аня беседовала с мамой, а во вторник утром нам уже стало известно о ее смерти. Помню глаза моей мамы, когда она услышала это известие! Понимаете, да?

Я кивнула:

– Конечно. Вы обвиняете Любу в убийстве Анны Егоровны.

– Да, – прямо призналась Руфа, – именно так. Думаю, тетя Аня не сдержалась и выложила Любе в лицо все, что о ней думает. Анна Егоровна была очень импульсивна. Вани дома не оказалось, свекровь не сдержала эмоций, а невестка поняла, что ее хорошей жизни может настать конец, и подсуетилась. Люба способна на ужасные поступки, причем сама она их считает вполне приемлемыми.

– Серьезное, но бездоказательное обвинение, – вздохнула я, – прямых-то улик у вас нет, одни догадки. И есть маленькая логическая неувязка. Если, по вашим словам, Люба была готова пойти на убийство ради сохранения своей тайны, то почему она не позаботилась о вашей матери? Эсфирь Мироновна представляла для нее не меньшую опасность, чем Анна Егоровна. Она могла разболтать Ивану правду про пальчик без сустава.

– Мать разбушевалась на поминках, – всхлипнула Руфина. – Я пыталась ее остановить, но куда там! Она кричала прилюдно, потом ей стало плохо.

Люба проявила заботу, она уложила мать подруги в спальне покойной, спешно вызвала «Скорую» и, пока врачи толкались по пробкам, объявила гостям:

– Мы все знаем, какая дружба связывала Анну Егоровну и Эсфирь Мироновну. Очень вас прошу, давайте забудем об истерике, которая приключилась с ней. Я не в обиде на тетю Фиру, она от горя потеряла рассудок.

Присутствующие согласились с Любой, спустя некоторое время прибыла машина с красным крестом и увезла Эсфирь Мироновну с предварительным диагнозом: резкое нарушение мозгового кровообращения.

Руфина встала, дошла до подоконника, оперлась о него спиной и тихо спросила: