Рыба и другие люди (сборник)

Ура-Тюбе мы проехали медленно и чинно, как на параде, чтобы не вызывать подозрений, и, как только город остался позади, дядя Степа снова припустил. Чудом не пострадали ни люди, ни машина – пробитое пулей лобовое стекло, четыре дырки в фанерном кунге не в счет, – бандиты не ожидали сопротивления.

Зафарабад проехали ночью, милицейский пост с приданным ему взводом солдатиков принял мзду и пожелал нам счастливого пути. Таджикистан остался позади.

Съехали с дороги, сделали привал, Геннадий разжег костер. Мужчины обсуждали бой, мы с тетей Катей готовили и в их разговорах не участвовали.

Во время трапезы дядя Степа вдруг сказал, что очередь Геннадия, пущенная почти в упор, разорвала бандита, как гнилую дыню, и добавил с ухмылкой:

– Как там гурии в раю мозги по клочкам собирать будут, не представляю.

Геннадий наскоро поел и ушел в кузов. Когда я заглянула туда, он стоял на коленях, молился, но, заметив меня, сделал вид, что роется в спальнике. В ту ночь я легла с ним рядом, но он спал или притворялся спящим, слишком уж ровным было дыхание. Всю дорогу – девять тяжелых дней – он был молчалив, отвечал односложно, нес положенную вахту у окна, спокойный, собранный, погруженный в свои переживания.

Гулистан, Бахт, Сырдарья, Ташкент, плоские киргизские степи – Чимкент, Кзыл-Орда, дорога, идущая по берегу мутной Сырдарьи, поля, голые сады, невозделанные пустоши. Пыль, скрипящий на зубах песок. Аральск, Актюбинск, поворот вниз по карте на Октябрьск, Сагыз с напоенной снегами одноименной рекой, бурной и мелководной, Гурьев, мост через реку Урал, последние четыре сотни километров до российской Котяевки.

Много раз потом я смотрела на карту, пыталась вспомнить, что и когда происходило в пути. Но все слилось, стерлось – пустые дороги, редкие попутные и встречные машины, люди, бензоколонки, телеги и трактора, волы, лошади, верблюды, отары овец, худые лисы на длинных ногах, провожающие нас настороженным взглядом суслики, застывшие у норок, и парящие в небе степные орлы. Готовка на кострах, вода из алюминиевых канистр, теплая, с привкусом металла, трясущийся пол, застеленный грязными матрасами, мои мальчики, возбужденные и смертельно уставшие, молчаливый Геннадий, Володя и дядя Степа, посменно сидящие за рулем, прибитые и подавленные дядя Костя и тетя Катя.

Котяевка – ничем не приметное село. Перевалив границу, мы затормозили у поста ДПС, высыпали из машины и, не сговариваясь, заорали: «Ура!». Патрульные гаишники даже опешили, но, разобравшись в чем дело, посмеялись вместе с нами, пожелали счастья и удачи. Ноев ковчег прибыл в Россию.

2

Из Котяевки, проехав насквозь Астрахань, мы проследовали в Харабали – небольшой райцентр, стоящий на Ахтубе. Отставной полковник Архипов, друг и боевой соратник дяди Степы по Афганистану, возглавлял там пожарное депо. Он взял нас под свое крыло.

Нас поселили в бараке, где уже проживали семьи беженцев, дали две малюсенькие комнаты без удобств. Туалет на улице. Баня по субботам – общегородская. Ночью, когда барак засыпал, я кипятила ведро на кухне и, отгородив угол пледом, мылась в двух тазах – горячая вода в Душанбе развратила меня, лечь грязной в постель я не могу.

Дядя Степа уже через неделю устроился в школу военруком, прельстился домиком, в пристройке к которому шли уроки труда. Он и их стал вести с удовольствием, заодно отремонтировал брошенное жилье, и теперь хвастается, что и не мечтал на старости лет жить на земле в своем «имении». Посадил яблоневый сад, построил в зале камин, поменял свой «Урал» на «уазик». Тетя Катя пошла работать в библиотеку. Валерка и Володька батрачили на частника в шиномонтаже на трассе. В день, свободный от смены, они чинили машины – работали уже на себя. Дядя Костя занялся рыбной ловлей. Павлик ему помогал. Рыбы в Ахтубе было немерено, она-то вскоре и начала нас кормить. Дядя Костя основал первый в Харабали рыболовецкий кооператив «Трехречье». Вошедший в дело начальник пожарной охраны Архипов помог выбить ссуду. Купили грузовой «уазик», построили на берегу маленький кирпичный дом. Ссуду потом удачно погасили. Деньги вскоре обесценились из-за денежной реформы. Но это все было потом, поначалу ютились в брошенном вагончике, возили бензин и рыбу на ржавом «Запорожце», его и старенькую алюминиевую лодку дядя Костя смог купить на свои спасенные сбережения.