Некоторое время он наблюдал за моими стараниями, веселясь от души.
— Пойду приготовлю сладкого чаю, — сказал он наконец, одним плавным движением садясь на корточки и вставая. — Мой дедушка лечит этим все, что угодно.
15
Пока я пила чай, прислушиваясь к довольному урчанию Рассела, жадно набросившегося на остатки вчерашнего рыбного карри, Ник объявил, что должен кое в чем мне признаться.
— Когда я забирал Рассела из твоего дома, то украдкой взглянул на фотографии в твоем подвале, те, что ты собиралась изрубить в капусту. — Он умолк, немного смутившись, и протянул мне большой коричневый конверт. — Я положил их сюда. Извини, что сунул нос не в свое дело. Но ты знаешь, Клер, они действительно хороши.
Я нахмурилась и поставила чашку на стол.
— О чем ты?
— Они замечательны — действительно очень остро и современно. Я мог бы в два счета устроить тебе выставку.
— Остро? Ты что, смеешься? — Мне было совсем не смешно.
— Прости, я не это имел в виду. Я только хотел сказать, что моему агенту, Терри Флэку, парню, который обычно выставляет мои работы, ужасно понравились бы твои снимки.
Сложно не знать Флэка в лицо и не быть в курсе его репутации. В течение нескольких недель после сенсационного открытия его последней выставки «Сериалы за завтраком: Кумиры 80-х» (работа, вдохновленная тем, как средства массовой информации изображают насилие, в особенности серийные убийства) точеные черты Флэка не сходили со страниц газет и журналов. Кажется, в каждой культурной программе на радио раздавалось его гнусавое блеяние южного лондонца настоящее пюре из гласных. В полном соответствии со своими умственными способностями тряпичника Флэк и сам казался вылепленным, выделанным — для машины славы, для непосредственного употребления; человек со штрих-кодом, неизгладимо выжженным на его юркой душонке. Последний человек, с которым я бы сейчас желала поделиться своими сокровенными мыслями.
— Я не художник, Ник. Я просто пытаюсь пересказать свои сны на бумаге.
— Неплохое определение искусства, — отозвался он. — Хотя если твои ночи полны тех, других картинок, что я видел в подвале, тебе следует держаться от него подальше.
Мои сны, впрочем, уже не ограничивались сценами насилия. Теперь там были снег, головокружение, румянец. Я на одном дыхании выложила ему ночные образы, посещавшие меня, как вспышки озарения, «ледяные пещеры, и реки, и сады, и удивительные архитектурные сооружения, чувство, будто за тобой охотятся или ты сама выслеживаешь кого-то».
— Похоже на плохой трип. Ладно, если Флэк тебе не интересен, у меня на примете есть еще кое-кто. — Он протянул здоровую руку, не давая мне вставить слово. — Не волнуйся, он вполне приличен. Мой личный генетик, между прочим, Кристиан Гершель.
— С какой стати ему интересоваться моими снимками?
— Не знаю, может, и никакой. Но я хотел бы показать их ему, если не возражаешь. — Он похлопал по конверту с фотографиями. — По крайней мере, это защитит их от твоих губительных ножниц.
Чувствуя острую необходимость что-то переменить в своей жизни, вырезать гнилую древесину, я решила начать с самого легкого и попросила Даррена, моего парикмахера, придумать мне новый имидж. Я предоставила ему полную свободу действий, и он уничтожил мой невзрачный «боб» и выкрасил мои волосы в цвет пшеницы. Изменение было поистине поразительным. Закончив, Даррен отступил на шаг, прищурил свои глаза городской лисицы и вильнул бедрами, затянутыми в брюки под змеиную кожу, точно собака в период течки.
— Дорогуша, ты выглядишь великолепно! Только посмотри, какую восхитительную длинную шейку ты скрывала все эти годы — прямо как у Одри Хепберн!
Я судорожно потерла свою теперь уже беззащитную шею там, где его дыхание пощекотало мне волосы.
— Тебе не кажется, что так я похожа на какую-то средневековую мученицу? Или на Миа Фэрроу в «Ребенке Розмари»? Ну, как жертва?
— О нет, дорогуша. Ты похожа на прелестного мальчугана, только слегка преждевременно повзрослевшего.
В четверг Ник позвонил мне на работу, чтобы узнать, не могу ли я отпроситься у Вэла в пятницу после обеда.
— Кристиан завтра утром приезжает на совещание. Я показал ему твои снимки, и он очень хочет с тобой встретиться. Что скажешь?
Вэл, разумеется, был только рад; он с надеждой поинтересовался, не собираюсь ли я устроить себе долгие романтические выходные. Я не сдержалась и поддразнила его:
— Если честно, я последовала твоему совету и теперь беру уроки гольфа. Проблема в том, что у меня нет ни одной клюшки. Может, одолжишь мне эту свою бедренную кость? Ту, на которой ты показываешь эпифиз студентам?
Он укоризненно покачал головой:
— Давай проваливай отсюда, бездельница, и хорошенько отдохни на солнышке.