Рыба, кровь, кости

— Я полагаю, мы должны прорубить дорогу для будущих поколений сквозь чащу невежества! Вспомните бедного Эвереста и все трудности, которые возникали у него с туземцами, когда он хотел свалить деревья, чтобы расчистить опорные точки для своих съемок северных долин. Целые деревни вышли ему навстречу боевым строем!

Этот аргумент напомнил Магде об одном британском топографе, сказавшем, что землемер, собирающий сведения о земле с помощью триангуляции, подобен рыболову, который забрасывает сеть, чтобы поймать рыбу; так что в конце концов вся страна окажется под сетью из треугольников. Майор все трубил, словно в подтверждение ее мыслей:

— Целые деревни! И только для того, чтобы защитить кучку деревьев, в которых, как они уверяли, жили их проклятые языческие боги и духи.

— О господи, — сказал ее отец, обеспокоенно наблюдая за сражением. — Думаю, необходимо вмешаться.

— Значит, геометрия важнее деревьев? — спросил молодой индиец голосом едва ли громче шепота. Потом он сделал глубокий вдох и заговорил так, чтобы все могли слышать: — А если бы это была одна из ваших церквей? Позволили вы бы тогда русским снести ее во имя составления карты их империи?

В пылу спора лицо майора вздулось, как красный воздушный шарик. Явно опасаясь, что его гостя в скором времени хватит удар, отец Магды прервал разговор с Кингом и заторопился к двум мужчинам, чтобы остудить их учтивой светской беседой.

Джордж Кинг повернулся к ней, не скрывая смеха в своем мягком шотландском голосе.

— Этот юноша далеко ушел от того мальчика, что подписывал этикетки растений у меня в саду. — Он дотронулся до ее руки. — Прошу простить меня, Мэгги; полагаю, вашему отцу может понадобиться помощь.

На следующее утро Магда решила заново ознакомиться со складами Флитвудов. Было еще очень рано, когда она вышла на тропинку, бежавшую вдоль берега Хугли. Низко стелющаяся дымка тумана скрывала из виду стоявшие на якоре речные суда, и об их присутствии ей говорили другие чувства: мягкий голос матери, поющей своему ребенку, едкий запах горчичного масла, разогреваемого для завтрака. Сделав несколько шагов вглубь берега, Магда заметила, что туман потихоньку, едва заметно превращается в пыль; ее треугольный клин был ясно видим в проеме открытой двери, через которую она вошла в просторное, полутемное помещение главного склада. Интересно, думала она, отличается ли этот треугольник от своего английского двойника и смогут ли какие-нибудь ее потомки разложить это кажущееся единообразие на точное соотношение частей красной земли, копоти дымоходов, соли от высохшего пота рабочих, размолотого, измельченного камня от тысячи пестиков, ударяющих в ступки, пепла сгоревшего коровьего навоза, праха сожженных костей и тел — и от опиума, основы основ этого места: ее окружали объемистые сундуки из дерева манго, наполненные высушенным опиумом. «Запах нашего прошлого». Закрыв глаза и глубоко вдыхая, Магда почувствовала странную легкость и ясность. Ей припомнилось, как отец рассказывал, что рабочие флитвудских складов в Патне, вверх по реке, окунались в воду в конце каждого рабочего дня, а наутро насыщенная опием вода использовалась в качестве раствора, в котором весь день формовали и скрепляли опиумные шарики. Ее развеселила мысль, что этот осевший, дистиллированный пот Индии наполнял потом флаконы с опиумом на Пикадилли и Парк-лейн. «И моего мужа, конечно».

Наверху, в кабинете отца, Магда нашла картину изящного опиумного клипера, последнего из принадлежавших ее семье; она смутно помнила это судно: «Ксанаду» было его имя, и ветер надувал паруса на трех косых мачтах. Корабль продали после второй Опиумной войны, когда Флитвуды перестали заниматься прямой торговлей с Китаем. Они стали тем, что называлось «комиссионеры»: посредники и упаковщики для более крупных компаний — работа, которую, как подозревала Магда, ее отец никогда не любил. Он всегда предпочитал медицинские исследования участию в событиях вроде опиумных аукционов, которые она-то как раз живо предвкушала, до сих пор храня ясные воспоминания об их посещении в детстве. Аукционы проводились в той самой комнате с высокими потолками, которую она помнила: там собирались люди, чтобы предложить свою цену за более чем пять тысяч ящиков бенгальского опиума. Высокие, крепкие представители американской фирмы «Рассел и K°» из Бостона состязались с тонкими смуглыми людьми из Макао, и все они наперебой выкрикивали свою цену вместе с дородными индийцами вроде Хирджибхоя и Дадабхоя Растомджи, чьи имена напоминали головоломки. Еще там были китайцы: они одевались в шелковые плащи с широкими рукавами (в которых, как уверял ее папа, они держали собак особой породы, с львиной мордой).