Рыба любви

Магаданец, задумавшись о жизни, пробовал ногой, холодная ли вода, когда озверевший от ревности Игорек перемахнул через ров и увидел на сиденье «Жигулей» хорошо знакомую серебряную ложечку, которую Валентина забыла бросить в чемодан.

— Чья машина?! — заорал Игорек, потрясая ложечкой, хотя на пляже находился один магаданец.

— А что надо? — удивился магаданец.

Произошла жуткая сцена: Игорек схватил магаданца за шиворот, подтянул на уровень своего взгляда и стал вытряхивать из него душу, а магаданец лягал его коленями в живот и с ужасом начинал понимать, что если даже пересидит глухонемого, то с этим гигантопитеком ему нечего тягаться.

Увидел и Игорек, что магаданец толст, плешив, золотозуб, и немного успокоился. Оставался, правда, таинственный глухонемой, которого надо было вышибить из Дома колхозника, чтобы Валентина перестала с ним общаться, хотя она с ним уже не общалась, потому что глухонемой совсем выдохся и стал похож на рыбу любви.

Они отправились его вышибать — впереди Игорек с серебряной ложечкой как с вещественным доказательством, а позади магаданец с кожаным пальто за тысячу рублей, потому что ночи уже были холодными, а Валентине нечем было укрываться. Они пришли и увидели глухонемого, который, собравшись с духом, писал на фасаде Дома колхозника новую халтуру-вывеску — он очень боялся опять сотворить какую-нибудь ошибку, и чем больше боялся, тем чуднее получалась ошибка:

«ПРОСТОЙ ИНДУСТРИИ».

— Вы с ним не связывайтесь, — зашептал магаданец. — Глухонемые дерутся до конца, как сумасшедшие, и даже не ощущают, когда человек теряет сознание. И потом… он может позвать на помощь других глухонемых.

— Эй ты, простой индустрии! — завопил Игорек, пропуская побоку советы магаданца.

Но глухонемой не слышал.

Тогда Игорек пнул ногой по стремянке, и глухонемой обиженно завертел головой.

— Дай пройти, понимаешь?

— У-у-у… — сердито загудел глухонемой.

— Он приехал к Валентине, ясно? — принялся на пальцах объяснять магаданец. — К Ва-лен-ти-не… стре-мян-ка ме-ша-ет… понимаешь?

Глухонемой жестом спросил, в своем ли они уме и чего — им нужно?.. Но тут на пороге появилась Валентина, и Игорек онемел от счастья, а глухонемой понял, что пора его любви закончилась, и, не очень-то горюя, побежал к автобусной остановке, чтобы вернуться в Одессу в общество глухонемых, где его могли уволить с работы за двухнедельную неявку. На остановке он был схвачен разгневанными председателем колхоза и главным врачом санатория, которым проезжающее начальство учинило разнос за «идеологические ошибки в художественном оформлении», — у нас с этим строго, как уже говорилось. Они, бывшие враги, потрясая руками и хватаясь за головы, провели глухонемого мимо «ДУСИ И ВАНИ», «ТОСКИ ПОЧЕТА», «ПРОСТОЯ ИНДУСТРИИ» и на пальцах объяснили ему:

— Что же ты, гад, с нами делаешь?! Деньги взял, а ошибки не исправил?!

Они отобрали у него чемоданчик с орудиями производства и посадили под арест в «Простой индустрии», сделав из глухонемого кругом во всем виноватого.

А в это время лето кончилось и начался воистину маркесовский дождь, который собирался с самой весны и уже не прекращался до самого конца этой истории. Канава вокруг «Жигулей» наполнилась водой, и магаданец начал ирригационные работы по отводу дождевой воды в Черное море. Действуя совковой лопатой, он копал отводную канаву, но дождь все лил, и лил, и лил… а «Жигули» все проваливались и проваливались в эту яму и наконец ушли в песок по самые фары; но идти на поклон к председателю колхоза гордый магаданец не собирался.

А Игорек безвыходно сидел на кровати в комнате Валентины и был так счастлив, что даже не думал, на какие шиши вернется домой.