Читаем Рыба-одеяло (рассказы) полностью

В один из вечеров Гутов и Разуваев зашли в радиорубку. Судовой радист принимал финскую станцию.

"Напрасно стараются, - говорил диктор на русском языке, - подводной лодки большевикам никогда не поднять! Англия и Франция, обладая прекрасным техническим оборудованием, даже с меньшей глубины не могли поднять своих лодок "М-2" и "Прометей". Что же после этого думают советские судоподъемщики со своей скудной техникой? Смешно, право..."

- Значит, у иностранцев кишка тонка! - Разуваев сплюнул со злости. - А мы и уключины шлюпочной не оставим на грунте! Верно, Ваня?

- ЭПРОН еще никогда не подводил! - твердо сказал Гутов.

* * *

Барометр на судне предсказывал сильную бурю. Уже забегали по морю беспокойные барашки и с жалобным писком пронеслась, черпая крылом воду, балтийская чайка. Небо исчезло. Все помрачнело вокруг.

В такое время в Кронштадте судам приказывают не выходить из порта и крепко швартоваться к гранитным стенкам. Но до Кронштадта двести километров.

"Судам, захваченным в море штормом, - говорится в морском международном законе, - разрешается укрыться в каждом порту любого государства мира".

Ближе всего Финляндия. К ее берегам и направилось эпроновское судно. Радировали в порт. Ответа не последовало. Волны поднимались все выше и выше, гулко ударяясь в борта. Снова запросили. И опять молчание. Наконец примчался портовый буксир. Толстый человек в новенькой форме, улыбаясь, взял в руки рупор - мегафон. К ногам его жался мопс, с голубым бантиком на шее и одеяльцем на спинке. Чиновник заявил, что ему велено отказать советскому кораблю в укрытии. Это было то время, когда финское правительство относилось к нашей стране агрессивно. Буксир повернул обратно, холодная волна обрызгала мопса, он мелко дрожал и злобно лаял на советское судно.

Эпроновцы тоже повернули, но прямо в открытое море, подальше от негостеприимного берега. На палубе царило гнетущее молчание... Разуваев вынул из карманов тяжелые руки, сжатые в кулаки. Водолазы мрачно провожали удаляющийся берег. Палуба круто накренилась.

- Ничего, глубоководники! - вдруг звонко крикнул всегда сдержанный Гутов. - И это выдержим!

С капитанского мостика раздался приказ:

- Надеть спасательные пояса!

Борта застонали от волн. Вспененная ветром вода стала седой. Судно, как на пружинах, то подпрыгивало, то опускалось в глубокую водяную бездну.

Волны перехлестывали через борт, мыли палубу. Могучий Разуваев найтовил - крепил к палубе водолазное оборудование, спасая от волн. И яростно ругался. Его глухой бас сливался с ревом ветра.

В носовой части оборвало концы. Гутов бросился туда. Огромный водяной вал перекатил через него. Он уцепился за шлюп-балку{18}.

Волны совсем стали накрывать судно. Только рубка одна виднелась. Вода не успевала сбегать через шпигаты{19} и вкатывалась в кубрики.

Лицо Гутова пожелтело. Он совсем выбился из сил, но не отставал от Разуваева. Они и тут были вместе.

Два дня и три ночи продолжалась буря. А когда она кончилась, водолазы снова принялись за работу.

И вот наступил долгожданный день. Приготовления к подъему лодки были закончены.

Волнение охватило команду. В назначенное время, по четко установленному плану, все заняли свои места.

- Пошла! - негромко сказал командир.

- Вира! - прогремел боцман.

И сразу заработали лебедки на "Коммуне", специальном судне для подъема лодок. Пришли в движение мощные гини{20}. Многострунные тросы, продетые под днище "Девятки", вздрогнули и, натянувшись, медленно поползли вверх. Высокая многоэтажная "Коммуна" огрузла и глубоко вдавилась в воду.

- Вира сильней! - повторил боцман.

"Коммуна" задрожала и подпрыгнула. Это "Девятка" оторвалась от грунта.

Водолазы придвинулись к борту. Наконец под водой, отливая сталью, мелькнула большая сигарообразная тень. Еще не веря своим глазам, смотрели они сквозь воду на ржавую спину лодки, на погнутый конец перископа, на тросы - на все то, что они не раз освещали в глубине Балтики своими тусклыми лампочками. Дружное "ура" раскатилось по морскому простору и эхом отдалось в далеких берегах.

- Ура ЭПРОНу!

- Ура глубоководникам!

Наконец всплыла рубка подводной лодки.

На спасательных судах приспустили флаги. Отдать последнюю честь погибшим товарищам - таков морской закон.

Будто легкое дыхание пронеслось над затихшими кораблями:

И о погибших друзьях на "Палладе"

Грустную песню пою...

Эпроновцы сорвали с головы бескозырки.

Каждый вспомнил все пережитое...

Поднятую "Девятку" накрепко запеленали в стальные тросы и бережно повели в Кронштадт. Это было 22 июля 1933 года.

КАМБУЗНЫЙ НОЖ

Плавучая мастерская "Красный горн" шла морским каналом. Уступив дорогу встречному кораблю, она отклонилась от фарватера. Через несколько минут судно застопорило ход. Винты больше не проворачивались.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Тропою испытаний. Смерть меня подождет
Тропою испытаний. Смерть меня подождет

Григорий Анисимович Федосеев (1899–1968) писал о дальневосточных краях, прилегающих к Охотскому морю, с полным знанием дела: он сам много лет работал там в геодезических экспедициях, постепенно заполнявших белые пятна на карте Советского Союза. Среди опасностей и испытаний, которыми богата судьба путешественника-исследователя, особенно ярко проявляются характеры людей. В тайге или заболоченной тундре нельзя работать и жить вполсилы — суровая природа не прощает ошибок и слабостей. Одним из наиболее обаятельных персонажей Федосеева стал Улукиткан («бельчонок» в переводе с эвенкийского) — Семен Григорьевич Трифонов. Старик не раз сопровождал геодезистов в качестве проводника, учил понимать и чувствовать природу, ведь «мать дает жизнь, годы — мудрость». Писатель на страницах своих книг щедро делится этой вековой, выстраданной мудростью северян. В книгу вошли самые известные произведения писателя: «Тропою испытаний», «Смерть меня подождет», «Злой дух Ямбуя» и «Последний костер».

Григорий Анисимович Федосеев

Приключения / Путешествия и география / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза