Рыбаки

Народу набежало столько, что мы почти не видели, как разворачиваются события. Жители Акуре — да и почти любого западноафриканского городка — это голуби: пассивные создания, что прохаживаются вразвалочку по базарам или игровым площадкам, словно ждут каких сплетен или новостей, и слетаются кучей туда, где просыпалось зерно. Все тебя знают, ты знаешь всех. Каждый — тебе брат, и ты — брат каждому. Трудно было найти такое место, где не было никого, кто не знал бы твою мать или брата. И так было со всеми. Мистер Агбати пришел в одной только белой майке и коричневых шортах. Отец и мать Игбафе — в традиционном наряде одинаковой расцветки: они только-только вернулись с какого-то мероприятия и не успели переодеться. Пришли и другие соседи, тот же мистер Боде — именно он спустился в колодец за телом Боджи. Прислушиваясь к разговорам, я рисовал в воображении картину происходящего: мистеру Боде передали лестницу, и он спустился вниз, попробовал достать Боджу одной рукой, но тело Боджи отяжелело так, что стало неподъемным. Тогда мистер Боде уперся свободной рукой в стенку колодца и снова потянул. Футболка Боджи лопнула под мышкой, а лестница просела. Мистер Боде сам чуть не соскользнул в воду, но его удержали мужчины, стоящие у края колодца, — крайнего в цепочке ухватили за ноги и за пояс сразу трое. Мистер Боде спустился еще на несколько ступенек и с третьей попытки вытащил Боджу из водной могилы, в которой тот лежал уже несколько дней. Толпа одобрительно загудела, будто при виде воскрешенного Лазаря.

Однако внешне Боджа ничуть не напоминал воскресшего из мертвых: раздувшийся утопленник, и этот пугающий образ мне никогда не забыть. Отец прогнал нас с Обембе в дом, чтобы мы не смотрели и не запомнили брата таким.

— Вы, двое, сидите тут, — задыхаясь, велел он. Таким я никогда его прежде не видел: на лице появились морщины, воспаленные глаза. Подождав, пока мы сядем, отец опустился на колени и, опустив руки нам на бедра, произнес: — Мужайтесь, вы должны быть стойкими. Смотреть в глаза этому миру и прокладывать себе путь, идти по нему… с такой же… отвагой, какой обладали ваши братья. Понимаете?

Ми кивнули.

— Молодцы, — с отсутствующим видом кивнул отец.

Он опустил голову, спрятал лицо в ладонях и что-то забормотал, скрежеща зубами. Единственное слово, которое мне удалось расслышать, было «Иисусе». А еще я заметил плешь у него на макушке: полукруг голой кожи, не как у старичков.

— Обембе, помнишь, что ты сказал несколько лет назад? — снова взглянув на нас, спросил отец.

Обембе мотнул головой.

— Ты забыл, — на его лице появилась грустная улыбка и тут же исчезла, — что сказал в день, когда твой брат Ике привел машину к моему офису? Во время беспорядков, устроенных сторонниками М.К.О.? Прямо там, за столом, — он указал в сторону стола, на котором остался недоеденный обед. По тарелкам уже ползали мухи. Рядом стояли недопитые стаканы воды и кувшин с остывающим кипятком, над которым сиротливо вился пар. — Ты спросил, что бы вы делали, если бы старшие братья умерли.

Вот тут Обембе кивнул — он, как и я, наконец вспомнил вечер 12 июня 1993 года. Отец отвез нас домой, и за ужином все наперебой принялись делиться впечатлениями. Мать рассказала, как она с подругами спасалась в близлежащих армейских казармах, стоило на рынке появиться бунтовщикам: они прочесывали торговые ряды, убивая всякого, кого принимали за северянина. Последним высказался Обембе:

— Что станет со мной и Беном, когда Икенна и Боджа состарятся и умрут?

Все расхохотались, кроме Обеме и меня, бывших тогда самыми младшими в семье. Вопрос Обембе я счел стоящим, хотя сам ни разу им не задавался.

— Обембе, ты к тому времени тоже состаришься. Братья ненамного старше тебя, — ответил отец, давясь смехом.

— Ну ладно. — Обембе ненадолго задумался. Он смотрел на братьев, и видно было, что его непосильным бременем тяготят и другие вопросы. — Но что, если бы они умерли?

— Заткнись! — прикрикнула на него мать. — Боже милостивый! Как ты вообще можешь о таком думать? Твои братья не умрут, слышишь? — Она схватилась за мочку уха, и Обембе испуганно закивал головой.

— Хорошо, а теперь ешь давай, — громогласно велела мать.

Пристыженный, Обембе уткнулся в тарелку и вопросов больше не задавал.

* * *

— И вот это случилось, — продолжил отец. — Обембе, теперь ты отвечаешь и за себя, и за младших братьев, Бена и Дэвида. Теперь ты старший, ты за рулем.

Обембе кивнул.

— Не понимай буквально, я не о машинах. — Отец покачал головой. — Ты просто подаешь им пример.

Обембе снова кивнул.

— Указывай им путь, — пробормотал отец.

— Хорошо, папа, — ответил Обембе.