Рыбаки

Тут он осекся, увидев остановившихся посмотреть на безумца мужчину с женой и сыном примерно моего возраста. Абулу хихикал. А Обембе приуныл: нам снова мешали и безумец мог тем временем куда-нибудь убежать. В конце концов брат сделал вывод: это место — слишком людное, чтобы травить Абулу, и мы отправились домой.

* * *

На следующий день мы снова пришли к фургону, но Абулу на месте не оказалось. Мы отыскали его лежащим возле небольшой начальной школы, огороженной высоким забором. До нас долетали детские голоса: это школьники стройным хором декламировали стихотворения. Время от времени учительница прерывала их и просила похлопать друг дружке. Безумец вскоре поднялся с земли и принялся величаво расхаживать, заложив руки за спину — ни дать ни взять гендиректор какой-нибудь нефтяной компании. Недалеко от него валялся зонтик: оторвавшиеся от матерчатого купола спицы ребрами торчали в стороны. Неотрывно глядя на кольцо у себя на пальце, Абулу отбивал шаг и бубнил себе под нос: «В жены… отныне супруги… любовь… сочетаются браком… прекрасное кольцо… отныне супруги… ты… отец… сочетаются браком».

Когда безумец, продолжая невнятно бормотать, скрылся из виду, Обембе объяснил мне, что он изображает христианский свадебный обряд. Мы медленно, держась на почтительном расстоянии, последовали за ним. Миновали то место, где в 1993-м Икенна вытащил из салона машины мертвеца. Я прикидывал, насколько гибельна приготовленная нами отрава, и страх во мне разгорелся с новой силой. Стало жаль безумца, живущего, как бродячий пес, и питающегося чем придется. Абулу часто останавливался, оборачивался и принимал позу, словно модель на подиуме, вытягивая руку с кольцом. На этой улице мы еще ни разу не бывали. Абулу направился к бунгало, где на веранде две женщины заплетали косы третьей, сидевшей на стуле. Безумца криками и камнями погнали прочь.

Еще долго после того, как женщины вернулись на веранду — а они кричали ему, такому поганому, вслед, чтобы убирался, — он бежал, то и дело оборачиваясь. С его лица при этом не сходила похотливая ухмылка. Вскоре выяснилось, что по грунтовке, по которой мы шли, машины почти не ездили, потому что она упиралась в деревянный мост: длиной почти в две сотни метров, он тянулся над рекой Оми-Ала. Ребятня превратила дорогу длиной всего в несколько метров в игровую площадку: с обоих концов поставили по паре крупных камней, обозначив футбольные ворота. Поднимая пыль, ребята с криками гоняли мяч. Абулу следил за детворой с улыбкой. Затем, взяв в руки невидимый мяч, примерился к нему и с силой ударил. Чуть не упав при этом, он вскинул руки и заорал: «Го-о-о-ол! Это — го-о-о-о-ол!»

Подойдя поближе, мы заметили среди играющих Игбафе и его брата. А едва ступив на мост, я вспомнил сон, приснившийся мне в ту пору, когда Икенна еще только претерпевал метаморфозу. Знакомый запах реки, пестрые рыбки — каких мы удили, — мельтешащие у берегов, пение невидимых глазу лягушек и стрекот сверчков, и даже тухлая вонь Оми-Алы, — все это напомнило о тех днях, когда мы рыбачили. Я стал пристально следить за рыбешками, потому что давно не видел, как они плавают. Некогда я даже мечтал стать рыбой — и чтобы все мои братья тоже были рыбами. И чтобы мы целыми днями только и делали, что плавали и плавали.

Как мы и думали, Абулу, глядя на горизонт, направился к мосту. Наконец он ступил на деревянные планки, и мы — со своего конца — ощутили, как мост качнулся под его весом.

— Как только скормим ему хлеб, сразу бежим, — сказал брат, ожидая приближения безумца. — Он может свалиться в воду и умереть там. Никто ничего и не увидит.

Я хоть и боялся, но все же кивнул. Оказавшись на мосту, Абулу сразу же подошел к оградке и, взявшись за нее, стал мочиться в воду. Мы следили за ним, пока он не закончил и его член, роняя последние капли на планки моста, не обвис эластичным шнурком. Обембе огляделся, убедился, что никто его не видит, и, достав отравленный хлеб, направился к безумцу.

Когда Абулу оказался близко, я, уверенный, что безумец вскоре умрет, принялся его разглядывать. Он напоминал силача из древности, когда люди способны были голыми руками порвать все, что под руку попадется. На щеках и подбородке у него росла курчавая борода, а угольно-черные усы словно были нарисованы изящными движениями кисти. Длинные грязные волосы свалялись. Густая растительность покрывала также большую часть груди, ягодицы и лобок. Под длинные и жесткие ногти набился толстый слой грязи.