Рыбаки уходят в море… Исландская новелла

Однако, посмотрев на мое лицо, они взяли ручки и нацарапали на векселе свои подписи — ради старой дружбы. При этом они сочли нужным предупредить меня, что я еще раскаюсь в своей глупости.

Я пропустил их слова мимо ушей, кинулся прямиком в банк, помещавшийся в роскошном доме, и обратился к коренастому, похожему на гиппопотама директору, сосавшему огромную сигару. Он бросил на меня быстрый подозрительный взгляд и прогрохотал:

— Что вы собираетесь делать с этими деньгами?

Мне было ясно, что говорить правду не стоит, и я почтительно сообщил ему, что намерен вложить деньги в одно предприятие, сулящее барыши. Я краснел и пыхтел, рассказывая гиппопотаму длинную байку об этом предприятии. Чего не сделаешь ради маленького красивого будильничка!

3

Банк учел вексель, а я купил небесно-голубой краски и симпатичную кисточку. Вскоре будильник так засиял во всем своем голубом великолепии, что я, можно сказать, даже оробел. На какое-то время жизнь наша стала радостной и безоблачной. Он будил меня каждое утро, потому что я начал трудиться. Дело шло! Я работал как одержимый, и стойка новых глав росла на моем столе. Будильник смирился с тем, что я не могу непрерывно восхищаться им, когда бьюсь над своим романом о человечестве. Он, видимо, хорошо понял, что мне не разорваться.

Но вот он начал забывать будить меня по утрам, хотя вечером я неукоснительно заводил его. Он стал позволять мне спать до полудня и принялся понемногу отставать, сперва на пять — десять минут, потом на пятнадцать, а однажды взял да и отстал за ночь на целых три часа. Я долго не мог прийти в себя от изумления.

— Зачем ты это делаешь? — простонал я. — Разве я тебя не принарядил? Чем же ты еще недоволен?

Будильник что-то кисло протикал. Было видно, что он не вполне доволен мною. Он-то думал, что я куплю ему красной краски, а я купил голубой, хотя, с его точки зрения, красная краска гораздо приятнее, чем голубая.

— Боже милостивый! — воскликнул я вне себя. — Неужели ты хочешь, чтобы я подписал еще один вексель и купил тебе красной краски?

А что в этом особенного? Для чего же существуют банки, если там нельзя получить денет?

— Ага! — вскричал я и топнул ногой. — Так вот ты каков! Тебе бы только удовлетворять свои прихоти да тешить свое тщеславие, а я из-за этого должен по уши залезть в долги! Вот ты каков, приятель! Хорошо еще, что я вовремя тебя раскусил! Надо было мне, черт возьми, оставить тебя тогда на берегу! Пусть бы тебя, сукин ты сын, залило водой и смыло к чертовой бабушке в море!

Услышав, как я взбешен, будильник сразу сменил тон. В его унылом тиканье послышались плаксивые ноты. Он и думать не мог, что я так рассержусь. Он просто пошутил. У него и в мыслях не было, что я подпишу новый вексель и залезу по уши в долги.

— Тогда почему ты так ведешь себя? — спросил я сердито.

— Если хочешь злиться, злись, пожалуйста. Я совсем не просил приносить меня сюда. Лучше бы я остался на берегу. Мне вовсе не хотелось переезжать. Мне вовсе не хотелось к тебе.

Дальше больше, слово за слово, и в итоге мы разругались в пух и прах. Я хлопнул дверью, выбежал из дома и долго носился по городу, пока наконец не успокоился. Чем больше я размышлял о нашей ссоре, тем больше убеждался в том, что был несправедлив и излишне резок. Я вспылил и осы́пал его ругательствами вместо того чтобы поступить, как подобает взрослому мужчине: перевести его на три часа вперед и вежливо отказаться подписать новый вексель. Ведь если на то пошло, это все-таки мой будильник.

Вернувшись поздно вечером домой, я сделал вид, что готов забыть нашу размолвку, и бросил на него ласковый, как обычно, взгляд. Но будильнику словно и дела не было до моих ласковых взглядов, он пребывал в мрачном расположении духа.

— Ладно, дружок, — сказал я, закипая. — Не хочешь мириться — не надо.

Дня три-четыре прошло в гробовом молчании. Я пытался работать, а будильник тихо тикал. Я притворялся, будто не замечаю его, и лишь украдкой, искоса поглядывал на него. Мне было ясно, что он решает для себя вопрос, помириться ли со мною. Он, видимо, шатал некоторую надежду на то, что я первый предложу мир. Когда же он устал ждать, началось черт знает что.

Сперва случилась следующее. Ни свет ни заря раздался дикий звон. Совершенно одурелый, я вскочил и посмотрел на будильник: половина девятого. Однако мне сразу же стало ясно, что он здорово ушел вперед, потому что город еще был погружен в летний ночной полумрак и на улице ни было ни души. Я снова улегся, словно ничего не произошло, хотя весь кипел от злости. Ну, погоди, приятель, ты у меня еще поплачешь, подумал я, скрежеща зубами.

С той поры у будильника вошло в привычку звонить в любое время суток. Он звонил днем, когда я пытался работать, и совершенно выбивал меня из колеи. Звонил поздно вечерам, когда я уже лежал в постели и засыпал. Звонил среди ночи, орал, как петух, на рассвете. Едва успев добавить несколько строк шли на худой конец слов к роману о человечестве, я уже начинал ждать пронзительного звонка, и работа останавливалась. Однажды я не выдержал, лег на диван и уставился на будильник.