Рыбаки

Минут десять спустя после восхода солнца Гришка явственно различил движущуюся точку на комаревской дороге. Он поспешно вскочил на ноги и принялся махать шапкой. Точка заметно меж тем приближалась, и вместе с этим до слуха приемыша стали долетать звуки песни. Вскоре фигура Захара обрисовалась на дороге. Гришка не мог еще рассмотреть черты незнакомца, но ясно уже различал розовую рубашку, пестрый жилет с светящимися на солнце пуговками и синие широчайшие шаровары; ему невольно бросились в глаза босые ноги незнакомца и пышный стеганый картуз, какой носят обыкновенно фабричные. Выступая шаг за шагом по траве и нимало не торопясь, будущий батрак тянул тоненьким, дребезжащим дискантом песню, подыгрывая на гармонии. Таким образом Захар подошел к берегу.

- Захаром тебя звать? - спросил Гришка, устремляя на незнакомца тот жадно-любопытный взгляд, каким встречают обыкновенно человека, осужденного жить с вами под одною и тою же кровлей.

- От рыбака, что ли? - небрежно произнес Захар вместо ответа.

- От него: прислал за тобою.

- Причаливай лодку! - вымолвил Захар, едва удостоивая взглядом собеседника.

Он расположился на палубе и, подпершись локтем, закричал: "Отчаливай!" таким резким тоном, который скорее мог принадлежать купеческому сыну, совершающему водяную прогулку для потехи, и притом на собственные свои деньги, чем бобылю-работнику, отправляющемуся по скудному найму к хозяину. Как только челнок покинул берег, Захар вынул из кармана шаровар коротенькую трубку с медной оковкой и ситцевый кисет; из кисета появились, в свою очередь, серый, скомканный табачный картуз из бумаги, несколько пуговиц, медный гребешок и фосфорные спички, перемешанные с каким-то неопределенным сором.

- Что глаза выпучил? Трубки, что ли, не видал? - полунасмешливо произнес Захар, обращая впервые соколиные глаза свои на собеседника, который с какой-то особенною хвастливою лихостию работал веслами.

- Как не видать! Хоша сам не пробовал, что за трубка за такая, а видал не однова, - возразил словоохотливо Гришка, продолжая грести. - У нас, вестимо, в диковинку: никто этим не занимается; знамо, занятно!.. У тебя и табак-то, как видно, другой: не тем дымом пахнет; у нас коли курит кто, так все больше вот эти корешки… Я чай, и это те же корешки, только ты чего-нибудь подмешиваешь?..

- Да, много видал ты таких корешков!

- А то что же?

- Мериканский настоящий, Мусатова фабрики, - отвечал не без значения Захар и отплюнул при этом на сажень, производя губами шипение, похожее на фырканье осердившейся кошки.

Последовало молчание.

- Что ж ты вчера не приходил? - начал опять Гришка. - Я прождал тебя, почитай, целое утро, да и старик тоже… Уж он ругал тебя, ругал.

Захар прищурил глаза, поглядел на собеседника, пустил струю дыма, плюнул и небрежно отвернулся.

- Я, говорит, с него за прогул, говорит, возьму, - подхватил приемыш.

- Эка важность! Мы и сами счет знаем, - сказал Захар тоном глубочайшего равнодушия. - Велик больно форс берет на себя - вот что! Да нет, со мной не много накуражится!

Гришка засмеялся.

- Чего ты? - спросил Захар.

- То-то, думаю, не худо ему наскочить на зубастого: такой-то бедовый, и боже упаси! Так тебя и крутит…

- Стало, ты ему не родня? - перебил Захар.

- Нет, я им чужой, - сухо отвечал Гришка.

- В наймах живешь?

- Нет, из одежи… из хлеба, - с явным принуждением проговорил Гришка.

- Ну, что, каков хозяин? - спросил Захар далеко уже не с тем пренебрежением, какое обнаруживал за минуту; голос его и самые взгляды сделались как будто снисходительнее. Всякий работник, мало-мальски недовольный своим положением, с радостью встречает в семействе своего хозяина лицо постороннее и также недовольное. Свой брат, следовательно! А свой своего разумеет; к тому же две головы нигде не сироты.

- А вот погоди, - отвечал, посмеиваясь, приемыш, - сам увидишь; коли хороших не видал, авось, может статься, и понравится.

- Что ж, собака?

- Собака! - отвечал Гришка, молодцевато тряхнув волосами, но тут же проворно оглянулся назад.

Захар засмеялся.

- Ну, должно быть, задал же он тебе страху, - сказал он.

- А что?

- Слово окажешь, да оглянешься! "Такой, сякой", а сам все туда, на берег, посматриваешь…

- Вот! Я нетто из страха? - хвастливо вымолвил Гришка. - Того и гляди просмотришь пристань: отнесет быстриною… Что мне его бояться? Я ему чужой - власти никакой не имеет… Маленько что, я и сам маху не дам!

Не зная Глеба и отношений его к домашним, можно было в самом деле подумать, взглянув в эту минуту на Гришку, что он в грош не ставил старика и на волос его не боялся; молодецкая выходка приемыша показывала в нем желание занять выгодное место в мнении нового товарища. Даже щеки его разгорелись: так усердно добивался он этой цели.

- Вон, никак, старик-ат идет нам навстречу; давно, знать, не видались! - сказал Захар.

С именем Глеба приемыш невольно выпрямился и принялся работать веслами не в пример деятельнее прежнего. Захар, с своей стороны, также изменил почему-то свою величественную позу: он опустил ноги в отверстие челнока, поправил картуз и стал укладывать в кисет табак и трубку.