Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен

София уверенно заняла место во главе стола, рассеянно осмотрела интерьер и задумчиво произнесла:

— Эта комната похожа на… комнату.

— Так и есть, не стесняйтесь, будьте как дома, — ответил Анри, проследив за безучастным взглядом женщины.

— Выключите мобильные телефоны, — прозвучал Божественный приказ.

— Это-то зачем? — удивилась Ольга.

— Блажь. Неисповедим Господь, то есть Я. И батарейки выньте.

Никто больше не спорил.

После небольшой суеты вокруг стола София вновь заговорила:

— Зачем искали встречи со Мной?

Барону не понравился странный голос гостьи. Он был ровный и бесстрастный, наполненный глубоким, тупым безразличием. Примерно так звучало бы телефонное сообщение: «Разум абонента находится в недоступной зоне».

Казалось, что звук исходил не только из слабо шевелившихся губ Софии, отголоски звучали повсюду, эхом отражались от стен, каждого предмета в комнате и даже от разумов всех присутствующих.

Анри поёжился, мурашки ползли по спине. Везде ощущались надзирающие глаза, сотни невидимых любопытных призраков втиснулись в пространство замка.

Стало совсем тесно, и мебель вежливо сжалась, освобождая место. Может быть, съёжилась от страха? Даже крышка стола покрылась гусиной кожей.

Мёртвый голос Бога гипнотизировал. Отрешённое оцепенение легло на плечи, навалилась тяжелая дрёма. Вадим обмяк в своём кресле. Селин сжала у подбородка побелевшие кисти. Неукротимая Ольга застыла в каменном полубодрствовании.

Неожиданно Максим тихо произнёс:

— Мы не хотим исчезать! Отмени апокалипсис. — Он остановился, не сводя глаз с такого знакомого тела молодой женщины, и вдруг продолжил, что-то вспомнив: — Пожалуйста…

Каждое слово пыталось порвать невидимую паутину, опутавшую их разумы.

София равнодушно посмотрела на Максима:

— Вы, люди, были задуманы как встречное сознание с новыми ощущениями, неизведанными вкусами… Что же вы принесли? Добавили в меня то, что сами называете «дьявол». Ваше совокупный разум, желания и наслаждения таковы, что теперь ощущаю тяжелое похмелье. Чувствую себя алкоголиком, проснувшимся утром. Внутри меня сидит отрава, и этот яд — вы, люди. С понедельника начну новую жизнь. Здоровое мироздание и никакого человечества.

София бесстрастно сидела, выпрямив спину и сложив руки на коленях. Кажется, она даже не мигала.

Наконец, когда барон подумал, что продолжения уже не будет, речь зазвучала вновь:

— Изначально вы были наполнены Моим светом. Но превратили его в тьму своей злобой, гневом, завистью, жаждой убийства. И новый, ранее не известный мрак заполнил мироздание. Если свет, который в вас — тьма, то какова же тьма?

Слова ложились, как кирпичи под рукою каменщика. Фразы складывались в ровные ряды, образовывали глухие стены, запирали слушателей, как замурованных узников.

— В основе Моей Вселенной лежит принцип равновесия. Противоположности уравновешивают друг друга, создают гармонию. Притяжение и отталкивание, плюс и минус, жизнь и смерть… Человек тоже состоит наполовину из добра, наполовину из зла. Если расщеплённый атом даёт ядерный взрыв, какой поток смертоносной энергии возникает, когда вы разрушаете собственную душу?

«Дело дрянь», — вяло подумал барон.

Мёртвый голос умолк. Пауза вновь оказалась долгой. Тишина зевала чуть слышимым хрустом челюстей. Дождь слюняво целовал окна, как старый маньяк юную деву.

София пребывала в неподвижности, потом ожила, как кукла, которую вновь завели, и произнесла:

— Вижу, что ваш разум слаб. Не понимаете слов Моих. Не можете вместить.

— Виноваты, — безразлично согласился Анри, вспоминая покаянные речи своего персонала.

— Хорошо! То есть плохо! Скажу проще. У Максима был дед, который писал умные притчи. Слушайте, может быть, так поймёте мудрость Сущего.

Неожиданно в голове барона зазвучал хрипловатый баритон старого академика. Он увидел, как Максим сонно прошептал:

— Это же голос деда.

— Тишина, а то выгоню всех прочь! — гневно сказала София.

Барон понял, что все слышат этот голос, который неторопливо произносил, словно читал текст:

Сказка о качелях

Один добрый человек не имел детей, но любил их. Вот и построил качели. Простое бревно, лежащее на перекладине. Красиво раскрасил в яркие краски. Пусть дети радуются.

Первым пришёл хороший мальчик Пётр. Он слушался маму, умел читать и сам умывался. Сел на край бревна, и сидел до тех пор, пока плохой мальчик Павел не взгромоздился на противоположную строну. Павел не слушал маму, обижал котят и плевал себе под ноги. Но качаться оказалось весело. То один взлетал к небесам, то другой. Но вот Павел, который очень не любил хороших мальчиков, потому что они зануды и плаксы, спрыгнул с качелей, когда Пётр был на самом верху. Хороший мальчик грохнулся и с ожидаемым воплем помчался домой. Павел принялся хохотать, от восторга хлопая себя по коленкам. Минуту смеялся, две, десять… Потом вдруг понял, что смеяться расхотелось, а играть не с кем.

Он отправился к Петру. И предложил:

— Пошли качаться. Больше не буду тебя обижать.