Рыбари и Виноградари. Книга II. В начале перемен

Наконец появилась первая деревня. Пустая, брошенная, сожжённая. Вдалеке слышались многоголосый лай, хохот, визг. Скоро источник странных звуков стал понятен. Сразу за деревней начиналась пустошь, покрытая грязными кочками, сплошь облепленными орущими птицами. Кочки шевелились и стонали. Анри понял, что это люди. Наверное, жители пытались убежать и были зарублены всадниками. Обрубки и фрагменты людей пытались жить. Обращали навстречу повозке то, что раньше было лицами, а теперь походило на смятые лопнувшие томаты. Они пытались ползти, но только слепо шевелились на месте. Так суетливо толкутся волны в котле из скал или копошатся раздавленные пауки. Чайки стонали и метались вокруг, не желая отдавать добычу. И были в их крике яростная злость и безнадежная жалоба. На что они злились? И кому жаловались?

Много раз Анри видел такие сцены и воспринимал их совершенно равнодушно. Во время войны каждый казался трупом, лишь временно обременённым жизнью. Но сейчас он вдруг испытал неприятное чувство гадливости. Отвернулся и заметил заинтересованный взгляд Белой дамы. Она изучала его, будто редкое животное. И от этого взгляда на душу ложилась тоска, ворочалась, укладывалась поудобнее и давила на грудь, вцеплялась в сердце загнутыми, как у кошки, когтями.

Асмодей обернулся. Неодобрительно взглянул на Анри и проговорил:

— Точка, точка, два крючочка. Тело — как навоза бочка. Носик, ротик, оборот. Червякам на бутерброд.

Анри вдруг стало очень обидно, словно демон только что больно ударил его. «Дьявол он есть, враг рода человеческого», — мысленно дал сдачу обидчику.

Но легче не стало. На весь мир будто накинули липкую серую паутину, и хотелось стряхнуть её с себя, вытереть смрадную грязь. Он и вправду провел ладонью по лбу, но паутина от этого только размазалась, превратилась в клейкую массу, как от раздавленного, напитанного кровью клопа.

Стенающим останкам людей уже нельзя было помочь. И от этого делалось ещё гаже. Если бы ему дали силу, он забросал бы эту страшную пустошь камнями, чтобы не видеть, похоронить зверя, кусавшего его сердце.

Он чувствовал, как в его душе что-то умирало больно, мучительно. Но так же больно и мучительно рождалось нечто новое.

Повозка дрожала и подскакивала, стряхивая с себя воспоминания об увиденном. Провисшие махины облаков цепляли деревья на холмах.

Сначала Анри пытался рассуждать, куда они едут, зачем и почему потусторонним сущностям взбрело в голову перемещаться в трясущейся, скрипучей повозке. Пытался прислушиваться к разговорам дамы и демона, которые, казалось, не обращали на него внимания. Они выглядели совершенно довольными и вели себя так, словно получали удовольствие от всего происходящего.

К тому моменту в мозгу Анри появилось много новых слов и понятий. В конце концов он пришел к выводу, что его спутники похожи на туристов, хотя совершенно не понимал, что означает это слово. Может быть, это величественные животные, которые неторопливой поступью пересекают африканские саванны. Впрочем, что такое африканские саванны, он тоже не знал.

К вечеру погода установилась паршивая. К счастью, ветер был настолько сильным, что сдувал дождь, и хотя туча стояла над головой, лило где-то у соседней горы. Мимо пролетали ветки, песок и прямые тонкие палки. Одна воткнулась в основание повозки и оказалась стрелой. Анри понял, что по ним стреляют. Повозка остановилась. Из кустов выскочили несколько солдат:

— Кто такие? Катары!

Асмодей тяжело слез в места возничего, сейчас он был похож на обычного мужика в изношенной одежде и грязных рваных сапогах.

— Мы цыгане, — миролюбиво объяснил он.

— Кто?

— Странники Божии. Сами не местные, путешествуем из Испании.

— Что везете?

— Мать больную к доктору в Сент-Мари-де-ла-Мер, там много наших.

Солдат влез в кибитку, брезгливо сторонясь древней старухи, в которую обернулась Белая дама, порылся в тряпье и, не найдя ничего стоящего, угрюмо буркнул:

— Проезжайте, раз цыгане.

Кибитка потащилась прочь.

«Кто такие цыгане?» — спросил Анри.

Старуха вдруг ожила и, глядя на Анри молодыми задорными глазами, задумчиво произнесла:

— Ветер гоняет золотую пыльцу по дорогам. Как её поймать? Скользит между пальцев, скрипит на зубах. Сегодня здесь, завтра там.  — Потом, видя, что он не понял, пояснила: — Опасно быть местными. Местных приказано убивать, а путешествующих не трогают. Вот жители и говорят, мол, они странники — цыгане.

Над землей стелился дым от сожженных деревень и разграбленных городов. Иногда с обочины раздавались булькающие стоны, доносившиеся от окровавленных останков, когда-то бывших людьми.

Одичавшие собаки вступали в шайки волков и лис и радовались легкой поживе. Они были уверены, что райские времена уже наступили — еды навалом.

Цыган по дороге становилось все больше. Все они говорили на хорошем южном наречии, все были похожи на местных, но дружно утверждали, что только что приехали в страну.

На прямой вопрос: «Вы цыгане?» — они говорили: «А что делать?» И трудно было понять, что скрывается за этой фразой. Многое объясняли не слова, а паузы между ними.