Рыбацкие байки

Мухаметша как будто ждал этого вопроса. Лицо его озарилось и засверкало, как у шахматиста, когда найден точный и верный ход, ведущий к выигрышу трудной партии.

— Вы братец, оказывается, провидец, насквозь видите человека! Вот он,— палец Мухаметши уткнулся в мое колено,— не только газетчик, но и наш замечательный писатель. Драматург! Знайте, что перед вами сидит сам Мирхайдар Файзи. Видели, наверное» спектакль «Галиябану»? Он написал эту замечательную пьесу!

— Он написал «Галиябану»?— Усатый расплылся в улыбке и речитативом пропел,— «Моя милая, красавица».

— А он знаете кто? — войдя в азарт, продолжал Мухаметша, показывая на Тази.—Про Каюма Насыри слыхали?

— Разве всех запомнишь!— смущенно сказал усатый рыбнадзорец.

— Должны знать и помнить.— В голосе Мухаметши зазвучали педагогическая непреклонность и строгость.— Каюм Насыри — ученый, литератор, критик!

— Критик, а сам рыбу ворует!

— Это не воровство!

— Вор у вора украл. Все равно воровство, хоть стой, хоть падай!

Я понял, что мне, как хозяину лодки, нужно вмешаться в этот диалог, и сказал:

— Если рассуждать формально, получается так. Но разве не правильней рыбу, выловленную незаконно браконьером, взять себе, а не оставлять ее преступнику?

— А вам известно, товарищ Файзи, что отлов стерляди запрещен законом?

— Но если она уже поймана...

— Поймана, но еще жива!

— Как бы вы поступили на нашем месте?

— Мы бы поступили так! — сказал усатый рыбнадзорец, быстро поднялся со своего места и взял из рук Тази сеть.

Его напарник стал помогать ему. С удивительной легкостью они вытащили из воды тяжеленную сеть. Потом отплыли подальше от нашей лодки и, высвобождая из браконьерской сети запутавшихся в ней стерлядок, на наших глазах побросали их в воду. Газоне выдержал.

— Что вы делаете?! Хоть бы две штучки нам оставили! Ведь мы же из-за этой проклятой сети совсем без рыбы домой поплывем!

Мухаметша принялся хохотать.

— Ой... братцы... у Ка... у Каюма как бы... сердце... не... валось... Ва... вали... валидолу дайте ему!..

Тази продолжал бушевать;

— И как у вас руки поднимаются! Хоть бы себе, дураки, взяли по штучке! Ведь такое раз в жизни бывает!

Не знаю уж, почему — то ли громкие литературные имена подействовали на волжских часовых, то ли отчаянные вопли Тази,— но только они смилостивились над нами.

— Возьмите! — сказал усатый рыбнадзорец и бросил к нам в лодку одного за другим шесть широких, с добрую сковородку, лещей.— Этих можно ловить.

Он обернулся к своему подчиненному и по-русски, объясняя ему смысл своего поступка, прибавил:

— Известные наши писатели! Пусть уж полакомятся!

Порылся в сети и бросил к нам в лодку пять трепещущих стерлядок.

— Возьмите и этих! Они почти задохлись, все равно, погибнут. Я вижу, что у Каюм-аги слюнки уже текут.

Тази расчувствовался.

— Ты, видать, хороший человек, дружок! В другое время я бы не принял от тебя такой щедрый дар. Но сегодня... мне нельзя без рыбы возвращаться. Положение такое: сам не поймал — купи, купить нельзя — укради. Гости у меня сегодня, понимаешь? Спасибо тебе за твою чуткость, братец!

— В жизни всякое бывает,— сказал усатый.— Вот встретился с вами, и стыдно мне немножко стало. Только не обижайтесь! — Он посмотрел на меня.— Вы сказали, что написали «Галиябану», так? Не стану врать, книжку вашу в руках не держал. Только песню знаю — про красавицу. А вы сами... извините, но я думал, что вас уже и в живых нету,.. Хотя, если всю правду говорить, я даже и не знал, что вы существуете на белом свете. Песня сама по себе, а вы сами по себе... Я ведь не очень грамотный, а уж на своем родном языке и вовсе. Писателей знаю русских: ну, Максима Горького знаю, Шолохова, «Василия Теркина» читал... А из своих, из татар,— только тех, кто особо прославился... Мусу Джалиля знаю. Но читал его по-русски. А других...— Он обернулся к Тази: — Насыри-ага, вы хоть ругайтесь, хоть деритесь, но врать не стану — ничего про вас не слыхал. А уж читать!..— Он махнул рукой. — Где там! Совсем мальчишкой был, когда в Сибирь подался по вербовке. Где только не работал там! В Нижнекамске был милиционером... Когда в новом городе открыли вытрезвитель, я нервного клиента доставил. Понравился нам своим открытым простодушием этот усатый рыбнадзорец. Хорошо бы поближе его узнать. Но только я открыл рот, чтобы спросить его имя и адрес, как моторист запустил «Вихрь». Мотор взревел. Наш новый друг что-то кричал нам, приветливо махал рукой, но мы ничего не расслышали. Наверное, он не слыхал слов благодарности, которыми мы с Тази его осыпали. А Мухаметша корчился от смеха. Я сказал ему:

— Нехорошо ты, тезка, поступил! Зачем ты врал ему про «Галиябану» и Каюма?

— Ты по результату суди! Разве мы на наши жалкие удочки поймали бы таких красавцев? — он кивнул на двухкилограммовых лещей, лежавших на дне лодки.- А стерлядки? Да я в глаза не видел живую стерлядь!

Но все-таки... не мы же сами их выловили! Но дело даже не в этом. Дурное в том, что ты смеялся над добрым человеком, над его доверчивостью и простотой!

Мухаметша отмахнулся от меня: