Рыбка Джорджи

Попробовала бы мисс Роуч или любая другая женщина сотворить со мной такое час назад, я даже не знаю, что было бы. Скорее всего я потерял бы сознание. А может, даже и умер. И вот теперь я, всё тот же я, с подлинным наслаждением принимал разгул этих немыслимых рук на своём теле! И к тому же, что самое удивительное, я начинал чувствовать потребность в ответном действии.

Я взял мочку её левого уха между большим и указательным пальцами и игриво потянул.

— Экий шалун, — сказала она.

Я потянул сильнее и в то же время слегка сдавил.

Это привело её в такой восторг, что она начала храпеть и хрюкать, как-боров. Её дыхание стало громким и прерывистым.

— Поцелуй меня, — потребовала она.

— Что? — сказал я.

— Ну давай же, поцелуй меня.

И в этот момент я увидел её рот. Я увидел сверху её огромный рот, который медленно опускался на меня, начиная открываться. Он опускался вес ниже и ниже, открываясь всё шире и шире, и внезапно желудок мой словно бы перевернулся вверх дном, и я оцепенел от ужаса.

— Нет! — завизжал я. — Не надо! Не надо, мамочка, не надо! — Ничего кошмарнее этого рта, доложу я вам, мне в своей жизни видеть не доводилось. Я просто не мог вынести его приближения. Если бы кто-то стал совать мне в лицо раскалённый железный прут, то, клянусь, меня бы это меньше испугало. Мощные руки сжимали меня, придавив вниз так, что я не мог пошевелиться, а рот продолжал расти и расти, и вот он уже прямо у моего лица — огромный, влажный, зияющий. Секунда — и он меня накрыл.

Я оказался внутри этого чудовищного рта, лёжа на животе вдоль языка и упираясь ногами в заднюю стенку глотки, и инстинктивно чувствовал, что, если сейчас же не выберусь, то буду проглочен живьём — как тот крольчонок. Я чувствовал, что мои ноги начинает затягивать в глотку; я быстро выбросил руки, схватился за передние зубы на нижней челюсти и держался за них смертной хваткой. Моя голова была у самых губ, и в щель между ними я мог видеть маленький кусочек внешнего мира: солнечный блик на полированном деревянном полу домика, и стоящую на этом полу гигантскую ногу в белой теннисной туфле.

Мои пальцы крепко сжимали край зубов, и, несмотря на всасывающее действие изнутри, мне удалось медленно подтянуться к дневному свету, но тут верхняя челюсть опустилась на мои суставы и стала вгрызаться в них так яростно, что мне пришлось сдаться. Вперёд ногами я начал сползать вниз по горлу, пытаясь схватиться по пути хоть за что-нибудь, но всё было таким гладким и скользким, что это не удавалось. Проскользнув мимо последних коренных зубов, я уловил взглядом золотую вспышку, а затем, через три дюйма, увидел над собой то, что, наверное, является нёбным язычком, свисавшим, как толстый красный сталактит со свода гортани. Я схватился за него обеими руками, но эта штука выскользнула из моих пальцев, и я опустился ещё ниже.

Я помню, что звал на помощь, но с трудом мог расслышать собственный голос из-за шума, производившегося дыханием владелицы горла. Всё время дул странный, перемежающийся ветер — то очень холодный (когда она вдыхала), то очень жаркий (когда выдыхала).

Мне удалось зацепиться локтями за острый мясистый ободок — должно быть, подгортанник — и на какую-то секунду я завис в этом месте, сопротивляясь всасыванию и скребя ногами по стенке гортани в поисках упора, но горло мощно сглотнуло, меня отбросило и снова потащило вниз.

С этого момента мне больше не за что было цепляться, я опускался всё ниже и ниже, пока мои болтающиеся ноги не достигли верхних пределов желудка, где медленная и сильная пульсация перистальтики охватила мои щиколотки, увлекая меня ниже, ниже, ниже…

Высоко надо мной, во внешнем пространстве, звучал невнятный гул женских голосов: — Не может быть…

— Но дорогая моя Милдред, это ужасно…

— Он сошёл с ума…

— Какой кошмар! Что он сделал с твоими губами…

— Сексуальный маньяк…

— Садист.

— Кто-то должен написать епископу…

И затем, громче, чем все остальные, голос мисс Роуч, по-попугайски визгливо сыплющий ругательствами:

— Этому ублюдку чертовски повезло, что я его не убила… Я говорю ему, слушай, говорю, если мне понадобится удалить зуб, я обращусь к дантисту, а не к какому-нибудь идиотскому священнику… Тем более, я не давала ему никакого повода…

— А где он сейчас, Милдред?

— А чёрт его знает. В этой проклятой беседке, наверное.

— Девочки, пойдёмте вытащим его оттуда!

Боже мой, Боже мой. Оглядываясь на всё это теперь, спустя три недели, я диву даюсь, как я прошёл через этот ужас и не лишился рассудка.

С такой бандой ведьм, как эта, шутки плохи, и если бы им по свежим следам удалось схватить меня и беседке, то они в своей ярости разодрали бы меня на клочки.

А если не так, то они схватили бы меня за руки-ноги и поволокли, как лягушку, в полицейский участок по главной улице посёлка, с леди Бердуэлл и мисс Роуч во главе процессии.

Но, разумеется, они меня не поймали.