Рыбка, рыбка в ручейке, ты повисла на крючке

Но однажды, в середине смены меня приехала навестить мама. Она сообщила, что папе на работе выдали путевки на море и, что завтра мы все семьей уезжаем. Я пыталась убедить маму, что мне здесь хорошо, и что они могут поехать и без меня. Мама скептически оглядела стены вожатской, где мы сидели и сказала: «Иди собирайся. Другая бы рад была, а ты..». Не могу точно сказать, что тогда случилось, но летние чары вдруг рассеялись. Мама пахла домом и чистотой, а я столовой и затхлостью деревянного спального корпуса, где в палате проживало еще шесть девочек, которых за все лето я так не удосужилась узнать получше. Не считая Карины, конечно.

Пока мама занималась формальностями, я побежала собирать вещи.

И только тут вспомнила о Карине. Она сидела на кровати и при виде меня улыбнулась, как она обычно умела, едва уловимо. Я застыла в нерешительности. В тумбочке у меня оставались конфеты «Цитрон. Я высыпала их прямо перед Кариной и сказала, что уезжаю. Карина смотрела на меня недоуменно и так потерянно, а потом разрыдалась. Я бежала прочь по коридору, чтоб только не слышать этих звуков. Наверное потом я то же плакала, не помню. Но вскоре новые впечатления вытеснили все те воспоминания.

Теперь, стоя посреди банкетного зала, я словно возвращаюсь обратно, и на секунду даже улавливаю запах смолы и речной тины. И я ощущаю колыхания занавески в нашей палате, и мне не хочется ничего говорить. Но Карина уже подходит ко мне.

Мы болтаем немного о наших семьях, о детях, о работе. Но темы для бесед быстро заканчиваются. Когда мы прощаемся, не обменявшись даже телефонами, Карина произносит:

– У меня то лето ассоциируется с конфетами «Цитрон». До сих пор их ненавижу.

И смеется.

Я вижу перед собой прекрасную панночку, плывущую по ночной реке, как Офелия. Но, конечно, этого я не произношу вслух.

Тяжело в ученье – легко в бою

Из теплого помещения я выхожу на улицу в морозную ночь. На телефоне уже светится два сообщения от мамы «Ты когда собираешься домой?» «Ты где?» Она всегда так делает, хотя прекрасно знает, где я, что мероприятие связано с работой и, что я не могу отказаться. По логике жанра следующее сообщение должно быть что-то из серии «Я волнуюсь» или «У папы сердце.» Как будто у других людей сердца нет, или у папы сердце в отличие от тебя, которая его совсем не жалеет. Я ежусь от холода. Можно, конечно, вызвать такси, но мне почему-то хочется пройтись, несмотря на непогоду. Колючий снег сыплет прямо в лицо, так что приходится жмурится. Это напоминает темные зимние утра моего детства и нелюбимый до мозга и костей детский сад. Подобно Алисе из страны чудес я задаю себе вопрос «– А почему это место –очень странное место?– А потому, что все остальные места очень уж не странные. Должно же быть хоть одно «очень странное место.»

Редко какому ребенку удалось избежать жерновов дошкольных учреждений. Не знаю, где еще можно встретить столько случайно собранных, совершенно разных людей, вынужденных находится вместе в ограниченном пространстве. Разве что в тюрьме. С другой стороны, на дверях каждого детского сада можно повесить фразу Ницше «То, что нас не убивает, делает нас сильнее».

До моего знакомства с этой изнанкой жизни я пребывала в счастливом неведении относительно происходящего за пределами пусть не квартиры, но нашего двора. Меня казалось, что мир состоит из бабушкиных пирожков, чистого, пахнущего свежим воздухом постельного белья, аромата книг и красивых морозных узорах на окнах. В моей вселенной, состоящей из трех комнат, разрешалось по долгу валяться в кровати, есть только то, что нравится, строить замки из мыльной пены в ванне и не ложится спать без прочитанной главы. Но в любой истории, герой не может существовать в состоянии гармонии вечно. Все изменилось, когда на свет появился мой брат, а бабушка неожиданно умерла, нарушив тем самым планы моих родителей, и перед ними возник вопрос, что со мной делать дальше.

Мой садик считался лучшим в нашем районе, потому что был ведомственным, но это ничуть не меняло его сути. Каждое утро меня еще сонную запихивали в колготки, рейтузы теплые кофты, шапки. Именно шапки, потому что их я носила две, мягкая нижняя и колючая верхняя. Сплошной комбинезон и шарф по глаза завершали мой облик. Мы выходили на улицу в мороз и темноту. Ощущение тоски и одиночество по пути в сад сравнимо, наверное, с обреченностью полярника, затерявшегося в ветрах крайнего севера и потерявшего всякую надежду найти дорогу обратно.

Скажите, кто придумал, что с незнакомой малообразованной женщиной ребенку будет лучше, чем с родными людьми? Я долго не решалась войти внутрь. Нет, я не рыдала и не кричала, как другие дети. Я только просила походить еще немного взад-вперед, чтоб еще на чуть-чуть отсрочить момент расставания. Снег похрустывал у нас под ногами, мы молчали. Мама явно нервничала, ей надо было спешить к другому, новому ребенку, а старый не хотел ее отпускать и начинал раздражать своей негибкостью.