Рыбка в клетке

Старый мир раскололся, ветер стер его в пыль. Я дышу полной грудью, и мои легкие горят, вобрав в себя горечь, хаос, бег, испуг – все эти проявления внешнего мира, которыми люди живут. Но вместе с тем я чувствую, как оживает не только тело, но и разум. Вырвавшись из оков безволья, он начинает работать: генерирует массы новых идей, проектирует масштабные затеи, наконец, просто напоминает то, о чем забыла – о “Золотой Рыбке”. Хороша же я, что позволила одной мелкой неудаче загнать себя в тупик прошлого. Еще чуть-чуть – и мне бы из него не выбраться. Спасибо кусачим паразитам. Теперь это место не кажется мне мирным спящим зверем. Оно словно на глазах зарастает паутиной – не воздушной кружевной искусных ткачей, а тяжелыми рваными пыльными лохмотьями, которыми зарастают углы заброшенных домов. Она везде: на ветвях деревьях, на скамьях, на проводах. Она свисает с голов прохожих, но те ее словно не замечают. Теперь и люди похожи на нелюдей: с серыми неподвижными масками инертных лиц, широко открытыми незрячими глазами, застланными пеленой мутного стекла. Они все еще в скорлупке, а я гляжу на них снаружи. Так вот какой я была минуту назад, вот какой меня видели те, кто живут: слепым, безвольным, плывущим по течению существом. Но если я нашла выход, то они – нет. Надо их спасать. Я прижимаюсь к стенке и кричу:

– Вырывайтесь!

Крик превращается в хрип, люди внутри не слышат, пытаюсь крикнуть громче, бьюсь ладонями о стекло – просыпаюсь от боли.

Автобус подъезжает к моей остановке. Не успев полностью проснуться и уж тем более удивиться, я спешу на выход. Водитель пытается меня обсчитать: я чувствую, как подушечек моих пальцев касаются две монетки, но по какой-то нелепой прихоти они скользят, и одна остается в руках водителя. Он уже не молод, ему за сорок, у него приятное лицо интеллигента – и я с каким-то сторонним интересом наблюдателя, которого это не касается, позволяю себя обдурить. Ни он, ни я не делаем попытки это исправить, и оттого происходящее воспринимается бредовым продолжением сна. Пять минут спустя я уже не могу сказать, существовал ли этот человек наяву или попросту мне приснился.

Позже, уже в квартире, когда пытаюсь восстановить ясность разума и возвести четкую границу между увиденным и придуманным, вновь раздается телефонный звонок. Это стандартная мелодия вызова, я слышала ее тысячи раз и услышу – даст бог – миллионы. Но именно сегодня и именно сейчас мне чудится в ней что-то особенное, что-то зовущее. Это все тот же номер. Кто бы ни был на другом конце – определенно намерен добиться моего внимания, и не могу сказать, что я так уж против.

– Слушаю.

– Привет. Это я.

Голос знакомый. Измененный временем и искаженный расстоянием, но все равно знакомый. Сегодня просто день прошлого.

Какая картинка первой вспыхивает в вашем мозгу, когда кто-то произносит слово “школа”? У меня – кабинет географии. Ни хирургически стерильный кабинет русского языка и литературы с портретами бессмертных писателей и поэтов, выкатывающих со стен свои глаза; ни кабинет физики с кранами, опускающимися жалюзи и проектором; ни кабинет химии, составленный из разномастных парт и собранных по всей школе стульев; а именно кабинет географии, где проходили самые яркие уроки. Чистая доска – писали на ней крайне редко, – большие карты России и мира, заставленный красочными журналами и энциклопедиями шкаф. Смешливое лицо учителя. Проказливые мины одноклассников.

Среди них одно – “не-близкий-друг-но-и-не-просто-вместе-учимся”. Смешной, скуластый, кареглазый. Тонкий и гибкий как молодое деревце. Неуклюжий пока как медвежонок, но обещающий набраться сил. Открытый, теплый, дружелюбный, такой, что одинаково ровно общается со всеми – дикость там, где класс, взрослея, перестает быть единым целым и раскалывается по гендерному признаку. С оттопыренными ушами и инстинктами джентльмена. Невысокий на фоне вытянувшихся одноклассников. Немногим обладающий, но готовый поделиться тем, что есть. Сияющий ровным светом и остающийся верным своему слову тогда, когда достигнув взрывного возраста, перенимаем взрослые привычки и правила выживания. Носящий прошлогодний свитер опрятно и аккуратно. Снимающий кошек с деревьев. Готовый подстраховать, но не умеющий и не любящий врать. Не шибко спортивный, но всегда легкий на подъем. Рыцарь с портфелем. Тот, кто умеет мечтать и делиться мечтами – яркими, далекими, манящими. Тот, кто обыденность мог превратить в событие. Один из тех, кто растет без отца и уходит после девятого класса, потому что есть еще младший брат и на мамину заплату не прожить. Один из тех, в кого тайно, вопреки общепринятым стандартам, – не признаются в этом даже под страхом смерти – влюблены все девчонки класса.

– Пашка.

Губы сами собой раздвигаются в улыбке. Я не каждому человеку так радуюсь: искренне, без натуги.

– Узнала?

– Еще бы.

– Я звонил днем несколько раз – не дозвонился.

– Да, я не могла ответить. Как твои дела?

– У меня? Хорошо. Как сама? Что нового?

Тетради не хватит, чтоб описать. Еще в субботу двух минут было бы много, а сейчас и двух часов недостаточно.