Рыбка в мутной воде

— Откуда мне знать?! — отчеканила Соня, начав прохаживаться по комнате из угла в угол. — Чего ты к нам пристала? Уехал и уехал. Взрослый мужик. Почему он должен всем сообщать об этом?

«Действительно, почему? — подумала я. — Меня бы это совершенно не насторожило, если бы я вела расследование в городе, но в деревне… Это о чем-то говорит. Вот только о чем?»

— А что у вас с рукой? — попыталась сменить тактику я, вспомнив о том, что Соня зачем-то свою перевязанную руку от меня в медпункте прятала.

— Ничего, — снова недовольно ответила хозяйка дома. — Поранилась об забор. Это никого не касается.

— А может, вы вовсе не поранились, а… подрались… с кем-то из тех, кто знает, что случилось с вашим мужем? — окончательно разошлась я. — Вдруг вас кто-то шантажирует? Тот же самый Вано, например, которого вы якобы совершенно не знаете, тогда как половина села утверждает, что он к вам хаживал, и не просто на чай…

Соня молчала. Я смерила женщину внимательным взглядом и продолжила:

— Ну так как, я права? Ваш муж вовсе никуда не уехал, потому как не мог уехать, не попрощавшись ни с кем и даже не упомянув, что куда-либо собирается. Его просто убили: вы или ваши ухажеры, к которым он вас приревновал…

Женщина вытаращилась на меня как баран на новые ворота, не в силах произнести ни слова, а лишь глотая ртом воздух — ее негодованию явно не было предела.

В это время раздался резкий сигнал автомашины, остановившейся около дома. Евдокия быстро подбежала к окну, утвердительно мотнула головой и, проговорив: «Я тороплюсь», — вышла из дома.

Афанасий тоже сразу заспешил по своим делам, явно давая мне понять, что не желает продолжать нашу беседу. Мы остались с Соней наедине.

Я медленно подошла к окну и, выглянув, увидела, как Евдокия, широко улыбаясь, садится в белую «Волгу». Едва дверца захлопнулась, машина сразу же отъехала от дома.

Меня настораживало поведение членов семьи Курник и смущала резкая перемена в их отношении ко мне. Но выяснить причины мне пока не удавалось, так как хозяйка молчала. Мне пришлось продолжить свое психологическое давление.

— Согласитесь, Соня, любому человеку на моем месте показалось бы подозрительным то, что семья, которая так гостеприимно встретила человека — я имею в виду себя — в первый день, спустя пару суток начинает явно его избегать и даже выказывать в его адрес агрессию? Невольно кажется, что члены семьи что-то скрывают. Вы ведь и в самом деле что-то скрываете, я права?

— В-вы сумасшедшая! — наконец подала голос хозяйка. — Вы сами не понимаете, что несете! А избегаем мы вас потому, что вы всех уже достали. Вы заставляете сельчан думать, будто мы убили своего кормильца. Господи, да что с него вообще можно было взять: гол как сокол! У него денег ни черта не было. Одна рыба, которую он приносил. А ревновать… — женщина усмехнулась, — он никогда меня не ревновал, потому что с самого начала знал, что я привыкла жить так, как мне хочется. К тому же все эти Вано, или кого там еще вы имели в виду, за ночь со мной приносили ему же пожрать…

Соня резко развернулась на месте и, в два шага достигнув двери, отворила ее и громко произнесла:

— Все, убирайтесь из моего дома! Нам больше не о чем с вами говорить, я все сказала!

Я нерешительно отошла от окна, у которого стояла, и направилась к выходу. С одной стороны, мне хотелось задать еще несколько вопросов, с другой — я прекрасно понимала, что Соня только что отрезала мне все возможности это сделать, очистив полностью от подозрений и себя, и свою семью. Без каких-либо веских в ее адрес улик я ничего утверждать уже не могла, не в силах что-либо доказать. Мне не оставалось ничего, как несолоно хлебавши покинуть дом Сони Курник.

Оказавшись на улице, я остановилась и задумалась. Мне почему-то продолжало казаться, что необходимо установить слежку за Соней, но каким образом это сделать сейчас, днем, и здесь, в сельской местности, я не знала. В городе можно прицепиться хвостом за любым человеком или видом транспорта и остаться незамеченным. В селе же, где прохожие очень редки и где лишь изредка проезжает по улице какое-либо средство передвижения, проследить за объектом — проблема из проблем. Вот и сейчас я просто не могу ничего сделать.

В полной растерянности я топталась на месте. Мой зуб снова заболел, в очередной раз напомнив о себе. Я достала из сумочки очередную таблетку анальгина и просто проглотила ее.

«Сегодня явно не мой день, — мелькнуло в голове. — Зуб болит нестерпимо. Младшие Курники покинули свой дом, а их мамаша выставила меня за дверь, как провинившегося школьника-хулигана. Видимо, придется отправляться домой, в свой Красный уголок, и зализывать там раны. А завтра… „будет день — будет и пища“, — вспомнила я поговорку.