Охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ, пожалъ плечами и сказалъ:
— Ну, спасибо, коли такъ. Только мнѣ, право, совѣстно.
— Что за совѣсть! Конечно, одной утки мало на жаркое — ну, прикупите другую. Навѣрное ужъ у егеря есть на ледникѣ.
— Знаете, я этого никогда не дѣлаю, чтобы покупать дичь на охотѣ и потомъ выдавать ее за свою добычу.
— Да вѣдь мало одной-то утки. У васъ велика-ли семья?
— Самъ-шесть за столъ садимся.
— Ну, вотъ видите. Что тутъ ѣсть!
— Цыплятъ кухарка прикупитъ. Кто цыпленка возьметъ, кто утки…
Охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ, взялъ утку и привѣсилъ ее къ своему яхташу. Видна уже была охотничья изба. На бревнахъ около охотничьей избы сидѣли пять-шесть бабъ и дѣвокъ и тонкими голосами пѣли пѣсню. Противъ бабъ и дѣвокъ стоялъ рыжебородый человѣкъ безъ шапки въ охотничьихъ сапогахъ, съ бутылкой пива въ одной рукѣ и стаканомъ въ другой и покачивался на ногахъ.
— Кто это такой? Что это за пѣніе? — спросилъ докторъ.
— Да купецъ куролеситъ, — отвѣчалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ. — Пріѣхалъ еще третьяго дня на охоту, запьянствовалъ, ни въ лѣсъ, ни на болото не идетъ, шляется по деревнѣ, поитъ мужиковъ и бабъ. Егерь разсказываетъ, сегодня съ ранняго утра началъ… Перестрѣлялъ на деревнѣ нѣсколько куръ… И вотъ до сихъ поръ…
Купецъ увидалъ охотниковъ и бросился къ нимъ.
— А! Голубчики! Наши охотнички! Ну, что? Много-ли настрѣляли? — воскликнулъ онъ. — А я эво какихъ пять лебедей подстрѣлилъ!
Купецъ указалъ на бабъ, сидящихъ на бревнахъ.
— Утку подстрѣлили? — кивнулъ онъ на утку, висящую у яхташа. — Это на двоихъ-то да одну утку? Ну, моя добыча лучше. Вонъ мои покойнички лежатъ. Разъ, два, три, четыре. Четыре птичьи души загубилъ.
Невдалекѣ отъ бревенъ лежали четыре застрѣленныя курицы.
— Четыре птичьи души… Право… Да что тутъ по болотамъ-то да по лѣсамъ ноги ломать! Я на деревнѣ дичину нашелъ… — продолжалъ купецъ. — Голубчики! Пивца по стаканчику?.. — предлагалъ онъ. — Съ устатку-то хорошо.
— Нѣтъ, спасибо. Мы еще не обѣдали. Мы обѣдать будемъ, — отвѣчалъ докторъ.
— Да передъ обѣдомъ-то кишечки прополоскать и чудесно.
Охотники прошли въ охотничью избу. Ихъ встрѣтилъ старикъ егерь Холодновъ.
— А я ужъ васъ заждался, ваша милость. И грибы, и яицъ для яичницы вамъ заготовилъ. Съ добычей-ли? Всего одну уточку порѣшили?
— Нѣтъ дичи… Никакой дичи нѣтъ… — отвѣчалъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ.
— Я вѣдь докладывалъ вашей милости, что у насъ по понедѣльникамъ охотиться нельзя. По воскресеньямъ очень много народу наѣзжаетъ по болотамъ и лѣсамъ шляться — ну, вся дичь и распугана. Вонъ въ родѣ нашего купца охотничекъ пріѣдетъ и пойдетъ по лѣсу бродить, такъ такой не только что дичь, а и медвѣдей распугаетъ. Жарить грибы и яичницу?
— Да, да… Да и сосиськи мои сваришь. Также подашь мою ветчину.
Охотники начали раздѣваться. Комната въ избѣ была уставлена по стѣнамъ старыми мягкими диванами. На одномъ изъ дивановъ лежалъ внизъ лицомъ плѣшивый человѣкъ въ кожаной курткѣ и спалъ. При входѣ ихъ онъ пробудился, сѣлъ на диванъ и, почесываясь и позѣвывая, смотрѣлъ на нихъ заспанными глазами. Наконецъ онъ пришелъ въ себя и произнесъ:
— Добраго здоровья… Съ охоты? Ну, что, счастливо-ли?
— Плохо… — отвѣчалъ докторъ. — Нѣтъ дичи, совсѣмъ нѣтъ дичи. Птица словно вся вымерла. Вонъ одну утку подстрѣлили.
— Что одна утка! Обидно и домой-то везти. Нѣтъ, я сегодня много-бы убилъ, я всталъ на зарѣ, дичь попадалась, но удивительное несчастіе. Вижу, что утки… подхожу къ болоту — ястребы носятся. Ну, разумѣется, утки сейчасъ въ разсыпную, въ осоку прятаться. А въ травѣ какъ-же ихъ стрѣлять? Да такъ разъ пять. Хотѣлъ ястреба подстрѣлить — высоко. Вѣдь внизъ-то, подлецъ, не спускается, а только съ высоты утокъ пугаетъ. Плюнулъ я и отправился въ лѣсъ на тетеревей.
— Ну, и что-же? Убили? — спросили въ одинъ голосъ охотники.
— Можете себѣ представить, убилъ! Но какое несчастіе… Выпускаю зарядъ — тетеревъ валится. Иди и подбирай… Вдругъ изъ кустовъ выскакиваетъ лисица, хватаетъ тетерева и бѣжитъ, — разсказываетъ плѣшивый человѣкъ.
Охотники переглядываются и недовѣрчиво смотрятъ на него.
— Да вы не шутите? — спрашиваетъ наконецъ докторъ.
— Зачѣмъ-же я буду шутить? Необычайный случай, потрясающій случай. Я хочу даже корреспондировать объ немъ въ охотничій журналъ.
— Но вѣдь вы охотѣлись съ собакой?
— Съ собакой.
— Какъ-же лисица собаки-то не испугалась. Вѣдь собака была тутъ-же? — спросилъ охотникъ, одѣтый тирольскимъ стрѣлкомъ.
— Ну, вотъ подите-же!
— Собака-то все-таки бросилась за лисицей?
— Бросилась. Но вѣдь у меня не гончая-же собака. Развѣ она можетъ за лисицей?.. Пробѣжала немного и назадъ…
— Странно, что лисица, слыша выстрѣлъ и чуя собаку, выскочила изъ кустовъ… Вѣдь это что-то невѣроятное.
— Ну вотъ подите-жъ вы, самъ знаю, что невѣроятное, но между тѣмъ это такъ. Я разсказываю егерю — и онъ не вѣритъ.
— Да и невозможно вѣрить, — откликнулся егерь.
— Ты долженъ вѣрить! Что мнѣ передъ тобой врать? Корысть какая, что-ли!
— Позвольте, Романъ Романычъ…