Рыбы молчат по-испански

– Видишь ли, Ниночка, – замялась Ксения. – Ты у них деньги возьми, пожалуйста, сама.

– Что значит – сама? – не понимает Нина.

– А то и значит. Скажи им, что мне пришлось в спешном порядке вернуться в Москву. Это чистая правда: у меня появились неотложные дела. Пусть они всю сумму передадут мне через тебя. Скажи, что я тебе полностью доверяю… Только внимательно все пересчитай, – добавила Ксения после небольшой паузы, и Нина сообразила, что она за рулем. – Проверь все купюры. Им, я думаю, придется снять деньги в банкомате. Отвези их в банк, а потом денежки передашь мне, договорились?

– Как же так, Ксения? – Нина возмущена. – Они решат, что я все себе оставлю. Тем более сумма вдруг выросла… Они подумают, что это моя идея… Неловко, неудобно. Я так не могу.

– Между прочим, это и называется работа с клиентом. Ты деньги за нее получаешь! – зло перебила ее Ксения. – Я же по-дружески тебя прошу. Ну что тебе стоит? – добавляет она более миролюбиво.

Нина не знает, что делать. Выполнить просьбу Ксении невозможно, но и отказывать тоже неловко. И как это ей такое в голову приходит?

– Представь себе, – хихикнула Ксения, чтобы разрядить напряжение и задобрить Нину. – У девчонок в свидетельстве о рождении имя мамаши записано как Аксана. «Аксана», а не «Оксана», слышишь ты меня? «А» вместо «О». Мне Людмила Дмитриевна в департаменте сказала. Представляешь?

– Ладно, – проворчала Нина, – возьму.

* * *

Суд назначили через полтора месяца, в марте.

После судебного заседания, когда чиновницы отшуршали своими бумажками и выплыли в коридор, директриса детдома задержалась и поманила к себе Нину.

– Это ваши испанцы? – спросила она вполголоса.

– Что значит – мои? – насторожилась Нина.

– Я имею в виду, что они ваши клиенты. Ведь это вы им переводите?

– Я.

– Слушайте, – директриса оттерла Нину в угол и зашептала ей на ухо. – Слушайте. Вы хотя бы понимаете, что мы натворили?

– Вы о чем? – почему-то Нине сделалось до ужаса тоскливо и неприятно.

– Они с ними не справятся.

– Кто? С кем не справится? – все еще не понимает Нина.

– С девочками. С сестрами нашими не справятся ваши испанцы, с Дашенькой и Анечкой.

– Почему вы так думаете?

Нина устала. Из Москвы выехали на ранней заре, после суда их ждали в Конькове, и теперь ей хотелось поскорее сходить по-маленькому, выпить горячий капучино с корицей в забегаловке напротив, а потом в машине подремать.

– Ну как же? – удивилась директриса. – Я ведь предупреждала эту вашу… как ее…

– Ксению, – подсказала Нина.

– Ну да, я же предупреждала Ксению. Девочки очень тяжелые. Испанцы с ними не справятся.

– А что в них тяжелого? – Нине не терпелось поскорее свернуть разговор. Она переминалась с ноги на ногу, боясь обмочиться прямо в зале суда.

– Поведение у них тяжелое, вот что. Вы даже не представляете…

– Как могут двое взрослых не справиться с маленькими девочками? – еще чуть-чуть – и Нина, оттолкнув директрису, помчится в туалет.

– Ниночка… Вас ведь Нина зовут, правильно? Видите, помню. Так вот, Ниночка. Скажу вам честно: сколько лет работаю, а таких детей я не видела. Вы уж там в Москве помогите своим испанцам, поддержите их как-нибудь. А то я прямо не знаю…

– Обязательно, – заверила ее Нина, вежливо, но решительно высвобождаясь. – Обязательно помогу и поддержу. Вы только не волнуйтесь, хорошо?

И она со всех ног побежала в туалет.

Выйдя на улицу, Нина почувствовала громадное облегчение. С утра было пасмурно, но к обеду ударило солнце, в воздухе остро и пахло весной. Рогожин преобразился и засиял.

Забрав у испанцев оставшиеся деньги, спрятав папку в рюкзак и обругав напоследок слишком яркое солнце, от которого слезятся глаза, Ксения унеслась по своим важным делам. Испанцы и Нина наскоро выпили кофе, и через час Витя, сделав по Рогожину прощальный круг, отправился в дальнее село Коньково. После суда девочек предстояло забрать в Москву.

Микроавтобус летел через старые районы, напоминающие детский конструктор – желтые домики в два этажа, такие после войны строили пленные немцы. Потом через деревни, похожие на древних старух с голубыми глазами. Снег уже почти отошел, но лед, который намерз за ночь, не таял.

Ехали через поля, утратившие свою белизну и похожие на ледяные озера, сверкающие под солнцем.

– Ну и весна у вас, – смеется Мария. – Не март, а январь какой-то. Вроде и солнце вышло, а кругом лед. Вечером ложились – вроде на весну похоже, а утром просыпаемся, за окнами зима.

Дорога весело скачет с горки на горку, а на встречу ей вприпрыжку бегут тополя.

В детдоме их уже ждали.

Девочек вывели в одинаковых куртках и брючках, желтых с синим, под цвет разгулявшегося дня. Сестры сияли от счастья. Правда, в этот раз Нине еще больше не понравилась старшая Даша: скошенные книзу уголки глаз, прямой отчаянный взгляд – такого Нина не видела ни у кого из детей. «Уголовница, – думает она. – Колония по ней плачет». Впрочем, на долгие раздумья времени все равно не оставалось: девочек завернули в пуховики, каждый как минимум на два размера больше, чем нужно, натянули на уши фланелевые шапки и повязали шарфы.