Рыбы у себя дома

В нашей реке известны великаны в 140 сантиметров и до 30 килограммов, в Китае — на дециметр и 5 килограммов больше. Родина амура — реки КНР, у нас же он встречается обычно лишь в самых теплых водах от Сунгари до Анюя, однако изредка попадается вплоть до устья. Летом жирует в неглубоких тихих реках и протоках, в половодье заходит в заливы и озера. Нерестится в июне и июле, когда вода сильно прогреется. И тоже — на течении при подъеме уровня воды мечет икру. И теми же сотнями тысяч икринок. Молодь развивается и растет так же, как и у белого амура. Да и темпы роста этой рыбы по годам примерно одинаковы.

Очень редок черный амур в Амуре, и радостен тот факт, что стали его выращивать в прудах на Украине, Северном Кавказе и Средней Азии.

Но почему все же так мало этой рыбы в Амуре? Ведь его белый родич тоже далеко не многочислен, а черного примерно в 150 раз меньше.

А еще более удивляет другое: основных-то кормов у пуссули в бассейне Амура, особенно в его южной части, очень много: до 70 видов и подвидов моллюсков, до нескольких сот штук на квадратный метр! Поля большой биологической продуктивности!

Может быть, черному амуру у нас не климат? Но и в теплой Янцзы, и в Хуанхэ его особо много тоже не бывает, хотя он и считается там промысловой рыбой.

Толстолобы — плясуны

В советской части бассейна Амура белый толстолоб обитает спокон веку, его пестрый родич появился здесь в 50-х годах и теперь быстро расселяется преимущественно от Малого Хингана до Комсомольска. Типичные представители ихтиофауны теплой Юго-Восточной Азии. Питаются планктоном. Крайне чуткие. Икромет в разгаре лета, в толщах текучей воды. Растут быстро. Обычный размер 50–60 сантиметров, вес — около 3 килограммов. В теплых водохранилищах достигают 22–28 килограммов.

Белый, или обыкновенный, толстолоб — замечательная крупная амурская рыба. Из семейства карповых. Это именно она, пожалуй, больше всего поразила путешественников и ученых, увидевших Амур еще не изученной, грозной и сказочно богатой рекой! И поразила потому, что устраивала дивящемуся люду грандиозные зрелища.

Толстолоб — рыба очень чуткая, пугливая и компанейская. Живет она на просторных водяных пастбищах большими стаями. Любит заливы, тихие протоки с медленным течением, на подъеме воды охотно выходит на зеленые разливы. Бодрствует днем и ночью…

И вот в чем странность этой рыбы. Испугать ее внезапно и резко надвинувшейся тенью, стуком или вскриком ничего не стоит, и тогда-то начинаются пляски этой рыбы. Может быть, за то, что живет стаями да отчаянно прыгает, местные жители и зовут ее толпыгой?

…Недавно это было. Будоража и коверкая сонную тишину знойного летнего дня, моя моторка ворвалась на зеркальную гладь амурского речного залива и потянула пенно-бурунный след вдоль притопленных тальников. Я смотрел на этот след, и мне казалось, что вовсе не лодка, а гигантский стальной нож в оглушительном бензиновом реве кромсает трехметровую толщу воды и всю бесконечно сложную жизнь в ней.

И мельком — уже в который раз — вспомнил я, что всего каких-нибудь 30–40 лет назад — песчинка в Сахаре времени! — по таким вот заливам неторопливо, спокойно, размеренно и безвредно для водной жизни плавали лишь на весельных лодках да оморочках.

Вдруг по обе стороны от буруна запрыгали крупные рыбы. Они взмывали вверх, вспыхивали серебряным пламенем и как попало шлепались в воду, вздымая феерическую россыпь алмазных брызг. И все за кормой лодки. Лишь одна полуметровая рыбина взметнулась свечкой из-под пласта воды, вывернутого острым носом лодки, так близко, что я успел хорошо разглядеть ее. То был белый толстолоб.

Их выпрыгнуло, наверное, с десяток. Мой молодой моторист кричал восторженно и дико, выкатив глаза и широко раскрыв рот, махая руками и подпрыгивая, швыряя лодку в опасные виражи в погоне за взлетающими живыми торпедами.

Я тоже заерзал на своем сиденье… И все-таки не теперешние толстолобы взметнули во мне поток мыслей, а то далекое и за давностью сгоревших лет уже туманное, что когда-то отложилось в одном из глубоких артезианских колодцев памяти.

…Я тихо толкал деревянную лодку-плоскодонку шестом, направляя ее через затопленные зеленокудрые кочки к широкому разливу, на дне которого лежал мой перемет, тогда не запрещавшийся, наживленный лягушками. А думал просто: позавчера я снял с этой снасти 18 сомов, вчера — 15, сколько же нацеплялось за эту ночь? И будет ли среди них экземпляр побольше того пудового, который попался два дня назад?