- Ничего страшного, – махнул он рукой. – Этот зал для того и сделан, чтобы любой мог зайти сюда и посмотреть на историю нашего народа. Будь этот зал запретным, он был бы заперт.
- Историю дварфов? – удивился парень. – А как с ней связаны эльфы?
- А эти, – улыбнулся Рагнхилдер. Он подошел к картине и посмотрел на изображение. – Этих эльфов звали Луанель и Тауналь, два брата-близнеца. В молодости они сбежали из дома и отправились странствовать по миру и ввязываться в разные приключения. И однажды их занесло в Подгорье… – рассказывал дварф. – Их сначала пленили и посадили в тюрьму как вторженцев, но потом именно эти двое спасли Подгорье от нашествия троглодитов и других тварей Подземья. Монстры прорвались через новый туннель и могли бы уничтожить ничего не подозревающих жителей, но эти двое обрушили своды той пещеры и спасли всех. Так что Луанель и Туаналь считаются героями для подгорного народа, и именно благодаря их действиям дварфы вообще начали вести дела с эльфами.
- Ого, я и не знал такого, – удивился Эмиль. Он многое читал про дварфов, но этой легенды не знал.
– Это все политика, – скривился глава клана Нерушимых Дланей. – Сейчас отношения наших народов испортились, а потому некоторые события прошлого правители стараются не вспоминать, но обычные дварфы помнят деяния этих близнецов. Именно наш народ выковал для братьев эти два клинка: Солнечного Певца и Лунного Поэта.
- Но они же разные! Как они могут быть братьями, – заметила Зефира. – Почему так?
- Потом произошел Раскол, – вздохнул дварф. – Луанель выступал за других и потому был изгнан с ними, а Тауналь остался на своей родине. После того случая братья никогда больше не разговаривали.
- Жалко.
- Да, – покачал головой мужчина. – Они оба сожалели о том, что наговорили друг другу в тот день, и всю жизнь провели в печали, желая когда-нибудь встретиться и извиниться. Оба брата чувствовали, что порознь они не могут быть счастливы…
- И что с ними случилось? – спросил маг.
- Однажды на Ванийские острова прибыла делегация исконных. Все, что они принесли – это черную саблю и последние слова Тауналя: «Прости меня, брат». Вот так и завершилась эта печальная история. Вот потому их изобразили на этом полотне как двоих братьев, наконец-то встретившихся и, решивших сразиться, как в былые времена, когда они оттачивали свое мастерство в бою. Солнце и Луна встретились лишь на этом полотне…
Да, грустный конец. Два брата, что сожалели о сказанном, но уже так и не смогли сказать того, что чувствуют. Лишь их клинки смогли обрести друг друга, но не сами владельцы. Грустно и поучительно. Никогда не стоит откладывать столь важные вещи и несказанные слова, ибо может случиться так, что говорить их будет уже некому…
- Хм, а я где-то раньше слышал эти имена, – нахмурился Неоран. Он не слышал эту легенду прежде, но вот сами имена или что-то похожее, кажется, было.
- Скорее всего, ты слышал о самих клинках. Луан и Таун – одни из самых знаменитых клинков в мире, которыми могут владеть исключительные мастера фехтования. Их нынешний владелец весьма прославился на весь мир, как фехтовальщик, что ни разу за сотни лет жизни не знал поражения – Фирлиан Скиталец Дня и Ночи, потомок легендарного Луанеля, который, по слухам, считается лучшим мечником мира. Его мастерство еще никто не мог превзойти.
Эмиль хотел кое-что сказать, но осекся.
Теперь он вспомнил, где слышал эти слова, но вот их значения тогда не знал.
Рурджа показал им, куда идти, чтобы найти Ферокса, а пока они двигались в нужном направлении, в голове Эмиля была лишь одна мысль:
- «М-да, теперь этот бой выглядит еще более поразительным».
Возвращение в сознание не приносило удовольствия. Учитывая весь тот коктейль боли и зуда от лечащей мази, которой покрыли ее синяки, пробуждение было тем еще удовольствием. Поморщившись, она открыла глаза и осмотрелась.
Знакомая комната лазарета. Несколько пустующих коек вокруг, белые занавески, двигающиеся от порывов летнего ветерка, и алые лучи заката, проникающие в окно. Вокруг было довольно тихо, только отдаленные звуки города доходили до ее острого слуха.
Вздохнув, она прикрыла глаза и постаралась проанализировать все произошедшее.
Получалось так себе, просто потому что стыд за свершенное весьма ощутимо капал на мозги.
- «Это было очень глупо», – вздохнула Лилджа.
Да, вся та ситуация была идиотской, и она сама ее спровоцировала. Не без причины, но все это можно было решить как-то иначе. Отец вряд ли гордился бы ей за подобное.
- С пробуждением, – услышала она рядом с собой. – Прости, что не встаю в твоем присутствии.
Открыв глаза и повернув голову, она увидела, что на соседней койке лежит эта южанка. Ее нога покоилась на подушке и была перебинтована, и, судя по лицу, зуд от мази ей тоже не нравится.
- Привет. Я бы махнула рукой, но пошевелиться трудновато, – фыркнула двельфийка.
Обе отвернулись друг от друга и некоторое время молчали.
О чем им говорить, явно они не понимали, но что-то сказать надо было.
- Изгнанница, да? – все же спросила Лилджа. – Сильно ругали?
- Типа того, – вздохнула Рашира.