Однако картографические работы шли очень медленно. И не только на Урале. Всюду не хватало опытных специалистов, техники. Еще в 1721 году по приглашению Петра Первого в Россию прибыл французский географ Гильон Делиль. «Россия является государством такого огромного протяжения, что, казалось бы, нет надежды на появление в ближайшем будущем точных карт столь обширного края, — писал он и тут же заявлял, что справится с неимоверно трудной задачей, если в его распоряжение передадут чертежи и карты, а также все старые, пусть даже несовершенные рукописные землеописания, потому как «лучше знать местность в общих чертах, чем не знать ее совсем».
Но Делиль вскоре умер. Его дело продолжил младший брат, академик-астроном Иосиф Делиль, по отзывам его современников, человек огромной эрудиции и такого же огромного честолюбия. Прибыв 23 февраля 1726 года в Петербург, он с помощью привезенных с собой инструментов сразу же приступил к астрономическим наблюдениям. Вскоре Делиль предложил только что созданной Петербургской Академии наук свой обширный проект географических работ в России, потребовав обеспечить ему свободное пользование всеми географическими материалами, выделить специалистов и новую астрономическую технику. Но эти его требования и просьбы зачастую не выполнялись. И хотя в 1739 году был создан Географический департамент, возглавить который поручили Делилю, составление «Атласа Российской империи» затянулось на многие годы.
Академию наук в ту пору разрывали дрязги и склоки между ее членами. По свидетельству Ломоносова, организаторами их были «всех профессоров гонитель, коварный и злохитростный приводите в несогласие и враждевание» советник академической канцелярии Шумахер и его зять «прегордый невежда, высокомысленный фарисей» Тауберт, для которых опасно было «произвождение в профессоры природных россиян»; в борьбе за власть они могли затравить, погубить всякого ученого. По мнению Ломоносова, академическая канцелярия с самого начала состояла из людей полуобразованных, которые распоряжались людьми умнейшими. Особенно позорно то, замечал он, что невежественные делопроизводители канцелярии, едва умеющие писать по-русски, дерзают притязать на право голоса в заседаниях этого учреждения… «Понимая, что в смысле ученой славы и заслуг они не могут равняться с академиками, и тем более превзойти, и являлись в то же время их начальством, они стремятся придать себе вес другим путем. Зная о возникающих среди академиков ученых спорах, которые при других условиях обычно дружески улаживаются, они из этих споров извлекают выгоду: разжигают взаимную вражду и в особенности восстанавливают младших против старших; раздувают споры и ссоры, ищут случая, чтобы распустить слухи, вредные для муз, и оговаривают чаще всего тех, кто в силу своих заслуг представляется им наиболее способным противостоять их наглости, а себя выдают за людей, безусловно необходимых для поддержания спокойствия в Академии».
Не каждый профессор выдерживал подобные интриги и утеснения, многие из них уезжали из России. Это Крафт, Гейнсиус, Вилде, Крузиус, Делиль… Работая в академии почти со дня ее основания, Делиль по справедливости искал первенства перед Шумахером и, служа двадцать лет на одном жалованье, просил себе прибавки, но получил отказ. Постепенно от отошел от географических занятий в Академии наук и в 1747 году навсегда уехал во Францию. Шумахер лишь порадовался отъезду своего старого соперника.
Не смог Делиль закончить свое дело.