Рык Посейдона

— Ты сейчас шутишь потому, что находишься в положении человека, у которого нельзя отнять то, чего у него нет…, а мне приносишь весть о том, что завтра будут взрывать мои заводы, мастерские!.. Что вы там ещё наметили!? — голос Феглера стал резким и громким. Он сам почувствовал это и замолчал. Пауза явно затягивалась. Шпеер встал и стал прохаживаться по залу.

— Не сердись, Альберт! Ты прекрасно знаешь, кем и где принимаются все решения.

— Да! Знаю!.. Но я знаю и то, что мы отвалили вам кучу денек не для того, чтобы получить такой вот результат!.. Ялмар правильно сказал, что мы посеяли в немцах страх и надежду. Что вперёд — я не знаю. Надежды исчезли уже давно, а скоро исчезнет и страх… Наверное, первым симптомом и было покушение.

— Насколько я осведомлён, Ялмар не имеет к этому никакого отношения.

— Кстати, некоторые наблюдения — если они будут тебе интересны… Ни американцы, ни англичане на своём фронте не бомбят наши промышленные объекты… Как ты думаешь, почему?… Значит, на что-то рассчитывают?

— А что там рассчитывать! Все прекрасно знают сколько там ихних денег и просто так вдолбить их в землю им никто не даст… Это, кстати, спасение и для нас.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы пытаемся договориться с ними, хотя-бы о прекращении огня.

— Кто это — мы?

— К сожалению большего я тебе сказать не могу, так как сам не очень владею этим вопросом.

— Да, прав был Фриц, когда бежал в тридцать девятом… Многие тогда посмеивались над ним.

— Ты имеешь ввиду Тиссена?… Ты ведь знаешь, что он в лагере.

— Знаю. — Они замолчали ненадолго, и лишь потрескивание дров в камине нарушало ночную тишину в зале. — Ты что-нибудь предпримешь?… Переговори с фюрером. Вы ведь лучшие друзья.

— После покушения он уже никому не доверяет… Хотя, наверное, ко мне это не относится… От тебя я еду к нему на совещание, но…, наверное, бесполезно.

— Что значит бесполезно? Вы что там, все с ума посходили!? Ты…, представляешь, что будет, если вы взорвёте хотя-бы два-три химических производства?… Да через два-три дня нас не надо будет бомбить! Мы просто сдохнем в собственных постелях и сортирах! Ты, что, не понимаешь этого?… А, то, что мы понаделали на этих заводах!? Там хватит для всей Европы!.. Мы с тобой не на русских просторах и бежать можем только разве… в Африку… Да и там нас не очень ждут.

— Успокойся, Альберт! Я всё это прекрасно понимаю! Ты видно забыл, что я пока ещё рейхсминистр вооружений… Хотя-бы поэтому, я не хочу этого. И не забывай — не сделаем мы — сделают русские.

— Возможно…. но это будут они, а не мы с тобой… Кто ещё знает об этом?

— Пока, никто.

Они проговорили ещё с полчаса и Шпеер стал собираться в обратную дорогу. Уже стоя на крыльце, он молча протянул руку и запахивая плащ, сказал:

— Попробую сделать всё возможное, но я не господь бог. Если ничего не получится, то у нас будет не так много времени. Ты знаешь — Гиммлер долго не раскачивается… А ты свяжись с директорами и объясни им положение дел. У тебя это получится проще… И будь осторожен, — они попрощались и машина Шпеера, выехав с виллы на ночное шоссе, набирая скорость, устремилась в сторону Берлина.

Шпеер ехал в машине и пытался сосредоточиться на том, как ему начать разговор с фюрером. Он не был уверен в правильности этого приказа, но у него не было и уверенности в аргументах против него. Феглера можно понять. Он вложил в мощь Германии миллиарды марок и хотел бы что-то получить взамен. Но и фюрер этим приказом не оставлял себе никаких шансов на возрождение Германии. Это могло быть концом не только страны, но и нации.