Рылеев

1-й кадетский корпус, куда еще ребенком был отдан Рылеев, был одним из самых старых в России военно-учебных заведений. Под названием Сухопутный шляхетный корпус он был основан — «дабы военное дело», «славное и государству зело потребное, наивяще в искусстве производилось» — в 1731 году указом императрицы Анны Иоанновны: «Того ради указали мы учредить корпус кадетов… которых обучать арифметике, геометрии, рисованию, фортификации, артиллерии, шпажному действу, на лошадях ездить и прочим к воинскому искусству потребным наукам. А понеже не каждого человека природа к одному воинскому склонна, також и в государстве не меньше нужно политическое и гражданское обучение, того ради иметь при том учителей чужестранных языков, истории, географии, юриспруденции, танцованию, музыки и прочих полезных наук, дабы, видя природную склонность, по тому б и к учению определять»^{201}. В феврале 1732 года в корпусе начались занятия, а в июне 1734-го состоялся первый выпуск. Располагался корпус в бывшем дворце светлейшего князя Александра Меншикова, знаменитого фаворита Петра I.

В 1766 году Екатерина II подписала устав корпуса, подготовленный знаменитым педагогом Иваном Бецким и предписывавший в продолжение прежних узаконений «учредить сей корпус так, чтоб научению в нем военной и гражданской науке… всегда сопутствовало воспитание, пристойное его званию и добродетельное». Устав этот был весьма либеральным: в корпусе были запрещены телесные наказания, начальству предписывалось иметь «веселый вид» и обращаться с кадетами ласково, награждать их и всячески поощрять в учебе. Кадеты могли сами выбирать род последующей службы — военную или гражданскую; в соответствии с этим выбором варьировался перечень преподаваемых им предметов. Согласно уставу воспитанники корпуса подразделялись на пять возрастов: с пяти до девяти лет, с девяти до двенадцати, с двенадцати до пятнадцати, с пятнадцати до восемнадцати и с восемнадцати до двадцати одного года. Для каждого возраста предусматривалось собственное «расписание наук»^{202}.

Историк-мемуарист Дмитрий Кропотов, чей дядя был однокашником Рылеева по корпусу, утверждал в 1869 году: «В конце минувшего века это заведение в образовательном отношении всегда занимало у нас второе место после Московского университета. В смысле же воспитательного заведения и по военной специальности равных оно не имело. В те времена еще не существовало в Петербурге университета, и потому все лучшие преподаватели избирали для своего педагогического служения… корпус, всегда находившийся под особым покровительством наших государей… Кроме военных заслуг, принадлежащих истории, воспитанники этого корпуса оказали не меньшие услуги и отечественному просвещению. В стенах этого корпуса положено начало образованию русских юристов. Питомцы корпуса занимали с честию высшие места и в службе гражданской, и даже во флоте»^{203}.

Павел I фактически отменил Устав 1766 года: ввел разделение кадет на четыре роты вне зависимости от возраста, для самых младших воспитанников создал малолетнее отделение, переименовал корпус из Сухопутного шляхетского в 1-й кадетский, его воспитанников стали готовить только к военной службе.

«Главноначальствующим» над корпусом Павел назначил собственного сына, цесаревича Константина Павловича. Ему подчинялся директор корпуса — в момент поступления туда Рылеева, в апреле 1800 года, это был генерал-лейтенант граф Матвей Ламздорф, впоследствии воспитатель великих князей Николая и Михаила, младших сыновей Павла. В том же году Ламздорфа сменил фаворит Екатерины II и будущий участник убийства Павла I Платон Зубов, а в следующем году директором стал Фридрих Максимилиан (Федор Иванович) Клингер, прослуживший в этой должности 20 лет. Известный немецкий писатель, автор знаменитой пьесы «Буря и натиск», с конца XVIII века он состоял на русской службе, к описываемому времени был уже генерал-майором, а впоследствии дослужился до чина генерал-лейтенанта.

Мало кто из воспитанников вспоминал Клингера добром. К примеру, Фаддей Булгарин, соученик Рылеева, утверждал: директор был гениальным немецким писателем, но не любил Россию, «почитал русских какой-то отдельной породой, выродившихся из азиатского варварства и поверхностности европейской образованности» и «сам предложил, чтоб сочинения его были запрещены в России, желая тем самым лишить своих недоброжелателей средств вредить ему»^{204}.