Рынок

Наконец-то их спор был окончен и довольная бабушка вручила ему пиджак для примерки (которая толком уже ничего не решала, даже если бы он был ему мал). Мальчик надел его и взглянул в зеркало – он выглядел нелепо в этом старом тряпье, названным костюмом, и ему тотчас хотелось сорвать его с себя, но кто-то положил руку ему на плечо; Тим поднял голову и посмотрел в зеркало – позади него стоял знакомый (непонятно откуда) мужчина – он тоже был в костюме, а на его голове красовалась шляпа; мужчина показался ему настолько родным, но мальчик не понимал кого он ему напоминает, как вдруг…

Бабушка и продавщица стояли позади мальчика, в нескольких шагах, обсуждая уже что-то, что не касалось похода сюда от слова совсем: они говорили о каких-то женщинах, но так тихо, что слышно было только имена (и то – не особо разборчиво) и восклицания в сторону обсуждаемых, а затем – снова обсуждения по поводу цены этих тряпок.

– Тимофей, пойдём! – окликнула бабушка мальчика, – Нужно переодеться, чтобы твой костюм сложили, ты ведь не хочешь его сразу же испортить?

Женщина наклонилась и попыталась выдавить из себя улыбку, но это явно у неё не получалось, поэтому она поспешно поднялась и принялась считать деньги. Мальчик внимательно смотрел за тем, как бабушка перебирает купюры в руках, ворча что-то себе под нос – ей явно не хотелось ни копейки отдавать на это, но что-то внутри заставляло её это сделать; она протянула деньги продавщице. В этот же момент мальчик выхватил купюры из рук бабушки и, растолкав женщин, понесся обратно по рынку.

“Постой!”, – кричал он кому-то, всё быстрее и быстрее бежав при этом, одновременно начиная задыхаться от нехватки кислорода; он бежал, чуть ли не падая, бесконечное количество раз спотыкаясь о воздух, но не останавливался до тех пор пока его не остановило что-то внутри, он посмотрел по сторонам – метрах в десяти был хорошо известный ему павильон с детскими товарами, который так ненавидела его бабушка только за его существование: Тим забежал вовнутрь и стал оглядывать всех посетителей внутри.

– Паренёк, тебе помочь чем? – обратился к нему владелец павильона с улыбкой, – Ищешь что?

– Мужчина… в штанах… в пиджаке… и шляпа, у него шляпа… – говорил мальчик, пытаясь восстановить дыхание.

– Тебе повезло! – усмехнулся мужчина, – Осталась последняя!

Он достал с верхней полки ныне понравившуюся мальчику фигурку и подал ему её.

“Да не игрушка!”, – вскрикнул мальчик и выскочил из павильона; его начинала окутывать паника, он рыскал взглядом по толпе людей, но с каждым мгновением возможность превращалась в надежду, а уверенность – в отчаяние. Но в один момент Тим краем глаза заметил вдалеке, почти в самом конце рынка, мужчину в шляпе и тут же рванул в его сторону; пробираясь через толпу людей, им всё больше овладевали эмоции, кровь его стыла в жилах, а дыхание всё больше сбивалось, но им двигала надежда в его цель, что он не ошибся, что сможет дойти до своей цели в одиночку, без всякой помощи от взрослых, ведь в глубине души – он уже давным-давно взрослый.

Тим вылетел из толпы и повернулся к ней лицом в поисках шляпы у кого-нибудь на голове, но всё никак не мог найти её. Как вдруг он заметил бабушку. “Это конец”, – подумал он и начал маленькими шажками пятиться назад, оглядывая при этом толпу в поисках этой (проклятой!) шляпы. Океан эмоций вновь бушевал внутри мальчика – он был одновременно в радости и горе, в полном спокойствии и в абсолютном негодовании. Чем больше он вглядывался в толпу, тем, ему казалось, время шло всё медленнее, казалось, что и минуты не прошло, как они пришли на рынок с бабушкой; все люди будто бы начинают смотреть на него и в их глазах читается испуг и горесть, точно такая же, как и мальчика в сердце сейчас.

“Отойди!”, – раздался крик из толпы; мальчик вздрогнул и на долю секунды опомнился, услышав шум сбоку, и тут же его окутала эйфория, он повернул голову в сторону – за рулём автомобиля сидел до боли знакомый человек, улыбка которого была такой естественной, что в ответ лишь можно было улыбаться; он смотрел мальчику прямо в глаза, из-за чего казалось, будто бы они не просто отдают жёлтым оттенком, а горят как свеча; в руках он держал шляпу и махал ей, будто бы здороваясь с ним. Он оглянулся на толпу – из неё выбежала бабушка, вся ободранная и зареванная, и двигалась в сторону внука. Тим повернул голову обратно и посмотрел вновь в эти яркие глаза.

“Как жаль, что я не увижу своей матери сейчас и как жаль, что мы с тобой встретились именно вот так, отец”.

Раздался громкий гудок и скрип шин, а затем лязг металла, грохот. Вся толпа окружила автомобиль, лишь один человек остался в стороне; бабушка смотрела на эту толпу, стоя на коленях, на которые оперлась окровавленными руками.