Рынок тщеславия

– Так, – улыбнулась Глушенкова. – Только вот насчет близких вы, пожалуй, зря обобщили. Случай «сапожник без сапог» ко мне пока не подходит. Впрочем, спрошу вечером у мужа. Вдруг у него другое мнение…

– Не хочу каркать, но у вас еще все впереди. Вот подождите, пройдет годика три-четыре, и ваш супруг станет по-иному относиться к затяжному рабочему дню и уж тем более – к испорченным отпускам.

– Ого! А вы, оказывается, много обо мне знаете, – удивилась Валентина. – Откуда, если не секрет?

– Только, ради бога, не подумайте чего-то плохого! Просто сейчас мне приходится защищать одного человека, которого обвиняют в умышленном убийстве. А я как добросовестный «спасатель» привык вгрызаться во все подробности поглубже. В процессе, так сказать, мне повстречался человек, который и рассказал, как вы провели свой отпуск в прошлом году. Петр Быстров его зовут. Помните такого?

– Как не помнить! Представляю, что он вам обо мне наговорил!

– Критика из уст такого человека лучше всякой похвалы!

– Вижу, он произвел на вас впечатление.

– О да! – согласился гость. – Много я видывал гадких людей, но Быстров – настоящий самородок! Такого я бы не взялся защищать ни за какие деньги. Скажите, как вы заставили его оформить опекунство над Настей Самохиной?

– Профессиональная тайна! – сказала Валентина. – А кто ваш подзащитный?

– Вадим Дементьев.

– И каково, на ваш взгляд, его будущее?

– Не слишком радужное, – вздохнул собеседник. – Чутье говорит мне, что свободы ему не видать еще очень долго. И его другу Хабибову тоже.

– Они признали свою вину? – поинтересовалась Глушенкова.

– Нет.

– Значит, у следователя прокуратуры появились неопровержимые улики?

– Тоже нет.

– Тогда почему же вы так пессимистично настроены? – удивилась Валентина.

– Скажу только одно: останься это дело в руках капитана Панфилова хотя бы еще на месяц, и адвокаты ни Дементьеву, ни Хабибову просто не понадобились бы.

– Почему вы так считаете?

– Мне несколько раз приходилось сталкиваться с делами, которые передавал в суд ваш друг Панфилов. У меня сложилось мнение, что он очень толковый следователь. Да и то, как он обработал этого Быстрова, лишнее тому подтверждение. Панфилов быстренько бы во всем разобрался.

– А почему следователь из прокуратуры не может?

– Тут нужно еще и желание, – невесело заметил собеседник. – Пока же с его стороны видно лишь одно стремление: как можно дольше тянуть следствие!

– Но зачем?

– Не знаю…

– Не знаете или не хотите сказать? – настаивала Глушенкова.

– А почему это вас интересует?

– Вы должны знать, что я участвовала в этом расследовании. И мне вовсе не безразлично, кто по моей милости сидит за решеткой: действительные убийцы или нет.

– А-а! Муки совести и все такое? – понимающе кивнул собеседник. – Боюсь, после моего вывода совесть вас не раз куснет!

– Значит, Дементьев и Хабибов невиновны?

– Не отрицаю, они действительно думали о том, как бы убрать Елену Самохину, и даже несколько раз обсуждали это. Но эти люди никогда бы не решились на убийство!

– Откуда у вас такая уверенность?

– За семнадцать лет работы я повидал множество убийц. Эти двое – не убийцы. Уж это я могу сказать точно!

Глушенкову словно холодной водой окатили. Весь год ее не покидало ощущение, что она в чем-то виновата. И вот теперь кое-что стало ясно… Впрочем, даже опытный адвокат не застрахован от ошибки.

– Но ведь улики против них все-таки имеются!

– Имеются. Но когда эти улики доберутся до суда, я от них камня на камне не оставлю!

Увидев на лице Валентины выражение крайнего удивления, Кульков стал объяснять:

– Посудите сами. Вот три кита, на которых держится следствие: магнитофонная запись, сделанная Еленой Самохиной во время разговора с Тимуром Хабибовым, показания Петра Быстрова и пневматический пистолет фирмы «Смит и Вессон», найденный во время обыска на квартире того же Хабибова. Следствие считает пистолет самой главной уликой. Я же утверждаю, что это не улика вовсе. В отличие от огнестрельного оружия, в пневматическом невозможно точно определить, из какого именно ствола выпущен свинцовый шарик. Такая экспертиза просто невозможна. Да и согласитесь: хранить дома пистолет, с помощью которого совершено убийство, – верх идиотизма! Тимур Хабибов не похож на клинического идиота!