Читаем Рынок удобных животных полностью

Говоря о неолиберализме в контексте отношения к животным-компаньонам, я ориентируюсь на исследование культуролога Джули Энн Уилсон, которая рассматривает тревожность, неуверенность, неравенство и другие эксцессы этой идеологии как следствие изменения ценностей индивидуализма. Вместо частной собственности, личных прав и свобод – идеалов либерализма – приоритетом нового человека становится профессиональное признание. «Неолиберальные индивиды – это личности, которые думают о себе и относятся к себе как к инвестиционному проекту, постоянно работают над тем, чтобы повышать собственную ценность с течением времени, – пишет Уилсон. – Как человеческий капитал, личность всегда имеет перспективы для развития, экспансии, максимизации и оптимизации»10. Императив саморазвития побуждает людей оценивать любые отношения, не связанные напрямую с приобретением конкурентных преимуществ на рынке человеческих ресурсов, как второстепенные. А это значит, что резерв времени и энергии, которые можно потратить на заботу о животных-компаньонах, сегодня расходуется на работу.

С неолиберализмом тесно связана концепция самозамкнутого индивидуализма. Социолог Аналуиз Китинг ввела этот термин, чтобы разграничить неолиберальный эгоцентризм и более позитивные проявления индивидуализма – агентность, автономию и свободу воли11. Самозамкнутый индивидуалист проводит четкую границу между собой и другими, полагается только на себя, а окружающих воспринимает исключительно как препятствие (конкурентов и неудачников) или ресурс для продвижения (потенциальных инвесторов, менторов, экспертов)12. В этой парадигме любой человек, животное, событие или действие оцениваются по критерию полезности.

Продуктивность животных-компаньонов в эпоху неолиберализма реализуется в поле аффективной работы. Философы Майкл Хардт и Антонио Негри определили эту форму труда как деятельность по производству и манипуляции аффектами13 – психофизиологическими реакциями организма на внешние стимулы. Мобилизация харизматичных животных-компаньонов для психологической поддержки людей эксплуатирует их способность провоцировать позитивные аффекты – приятные нам эмоциональные переживания и соответствующие им физиологические изменения, включая синтез гормонов доверия и привязанности. В этом контексте жизнерадостность, просоциальное поведение, трогательная внешность и другие качества удобных животных приобретают рыночную стоимость. Стремление усилить эти черты задает соответствующие критерии селекции кошек, собак и других животных, предрасположенных к приручению.

В связи с антистрессовым потенциалом удобных животных в книге упоминается эстетика каваии. Сегодня она служит ориентиром для создания и репрезентации множества трогательных товаров, сервисов и персонажей. Применение такой эстетики в дизайне и репрезентации живых и цифровых животных-компаньонов я называю обмилением. Для понимания эффекта каваии необходимо подчеркнуть неоднозначность этого феномена: производство уютных, округлых, нежных и компактных кавайных персонажей включает позиционирование их в качестве уязвимых, инфантильных, зависимых, безобидных и иногда невежественных. Многие из этих характеристик провоцируют асимметричные отношения покровительства и подчинения и исторически используются в патриархальных культурах для репрезентации женского идеала. Культивация таких черт отражает традицию сексуальной объективации, а потому в критической теории рассматривается как практика создания ситуаций неравенства14. Исследование возможных негативных последствий асимметричных отношений между людьми и трогательными животными имеет важное значение для развития этики взаимодействия с ними.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Павел I
Павел I

Император Павел I — фигура трагическая и оклеветанная; недаром его называли Русским Гамлетом. Этот Самодержец давно должен занять достойное место на страницах истории Отечества, где его имя все еще затушевано различными бездоказательными тенденциозными измышлениями. Исторический портрет Павла I необходимо воссоздать в первозданной подлинности, без всякого идеологического налета. Его правление, бурное и яркое, являлось важной вехой истории России, и трудно усомниться в том, что если бы не трагические события 11–12 марта 1801 года, то история нашей страны развивалась бы во многом совершенно иначе.

Александр Николаевич Боханов , Алексей Михайлович Песков , Алексей Песков , Всеволод Владимирович Крестовский , Евгений Петрович Карнович , Казимир Феликсович Валишевский

История / Проза / Историческая проза / Учебная и научная литература / Образование и наука / Документальное / Биографии и Мемуары
Перелом
Перелом

Как относиться к меняющейся на глазах реальности? Даже если эти изменения не чья-то воля (злая или добрая – неважно!), а закономерное течение истории? Людям, попавшим под колесницу этой самой истории, от этого не легче. Происходит крушение привычного, устоявшегося уклада, и никому вокруг еще не известно, что смена общественного строя неизбежна. Им просто приходится уворачиваться от «обломков».Трудно и бесполезно винить в этом саму историю или богов, тем более, что всегда находится кто-то ближе – тот, кто имеет власть. Потому что власть – это, прежде всего, ответственность. Но кроме того – всегда соблазн. И претендентов на нее мало не бывает. А время перемен, когда все шатко и неопределенно, становится и временем обострения борьбы за эту самую власть, когда неизбежно вспыхивают бунты. Отсидеться в «хате с краю» не получится, тем более это не получится у людей с оружием – у воинов, которые могут как погубить всех вокруг, так и спасти. Главное – не ошибиться с выбором стороны.

Виктория Самойловна Токарева , Дик Френсис , Елена Феникс , Ирина Грекова , Михаил Евсеевич Окунь

Попаданцы / Современная проза / Учебная и научная литература / Cтихи, поэзия / Стихи и поэзия