Рынок удобных животных

Как и любая вредная привычка, постоянное продление рабочего времени и исчерпание ресурсов психики пагубно отражаются на здоровье и приводят к депрессиям, паническим расстройствам, СДВГ и другим ментальным проблемам. Основным вектором распространения и обострения негативных эффектов когнитивного капитализма теоретик медиа Джоди Дин считает интенсивное цифровое общение: «интимная близость» с коммуникационными технологиями меняет то, как современный человек переживает одиночество и социальное взаимодействие, как чувствует себя в приватном и публичном пространствах30. Эти изменения влияют на способность находиться в одном и том же состоянии продолжительное время, в частности концентрироваться на выполнении одной задачи. Постоянный доступ к новому контенту, смена активностей и декораций превращаются в навязчивую потребность. В «Капиталистическом реализме» Фишер рассуждает о привыкании к интенсивной сенсорной стимуляции и приводит в пример студентов-отличников, которые не могут сосредоточиться на чтении текста и после пары предложений начинают скучать. Фишер видит проблему в подключении к «матрице чувственных стимулов», состоящей из чатов, ютуба и фастфуда31:

[Я] спросил одного студента, почему он всегда носит наушники в классе. Он ответил, что это не важно, так как в данный момент музыка в них не играет. На другом уроке музыка в наушниках играла на очень низкой громкости, но они не были на нем. Когда я попросил его выключить музыку, он ответил, что даже ему ничего не слышно. Зачем надевать наушники, если не слушаешь музыку, и зачем проигрывать музыку, если не можешь ее услышать? Наушники на голове или знание о том, что музыка играет (даже если он не может ее услышать), создавали уверенность в том, что матрица по-прежнему здесь, в пределах досягаемости32.

Динамика эмоций, связанная с потреблением цифрового контента, заменяет дисциплину внимания: одно касание – и доступ к информации восстановлен. При этом отключиться от матрицы удовольствий возможно только при наличии дисциплинирующего фактора: физического присутствия преподавателя или коллег.

Многие из нас ощутили это на себе, работая дистанционно во время карантина. Некоторые заметили, что музыка, сериалы и переписка в соцсетях не помогают расслабиться. Пассивное потребление новой информации и впечатлений кажется отдыхом, но по факту провоцирует перевозбуждение и усталость. Парадоксально, зависимость от визуальной и аудиостимуляции, источником которой служит цифровая среда, придает дополнительное значение знакомому физическому опыту. Привычные маршруты, любимые мелодии на репите, одинаковая одежда, еда с предсказуемым вкусом, не меняющиеся годами кафе и книжные магазины, поглаживание любимого животного и другие рефрены приобретают важность как механизмы сохранения энергии и уклонения от стресса новых, неподконтрольных нам переживаний. Постепенно опыт, позволяющий создать иллюзию стабильности, перестает быть ценным сам по себе и воспроизводится лишь для профилактики тревожности, пока не надоест. Как часто мы трогаем животных, чтобы переключить внимание? В среднем за день работы на компьютере я прикасаюсь к коту 10–15 раз, в том числе когда он спит (хотя от этой привычки я пытаюсь избавиться уже несколько лет). Как часто он сам предлагает себя погладить? Дважды в день.

Расфокусированное сознание цепляется за чувственные стимулы и легко поддается гипнотическому эффекту техносоциальности. В итоге помимо работы, за которую платят, многие из нас заняты дополнительным трудом: просмотром и оценкой контента в соцсетях. Таким образом мы убиваем время, переключая внимание с одного поста на другой каждые несколько секунд. Терранова рассматривает этот механизм как неосознанное сопротивление эксплуатации – необходимости быть на связи и думать о работе больше 8 часов в день, пребывая в состоянии непрерывного стресса. В то же время такой протест против работы представляет собой лишь ее модификацию, так как каждая секунда нашей активности в соцсетях – переходы по ссылкам, лайки, комментарии и публикации – приносит микроренту акционерам Facebook33, Twitter и других корпораций, а также их рекламодателям34.

Вопрос кризиса внимания стал актуальным уже в конце XIX – начале XX века. В ту эпоху коммерция в городской среде породила негативный эффект: яркие рекламные вывески и развлекательные аттракционы эксплуатировали органы чувств35.