Рысюхин, это можно пить?!

Правда, не всё так безнадёжно — есть алхимические пропитки и есть магия, которые тоже участвуют в торможении развития того, что дед именует «большая химия». По поводу алхимии я советовался и с невесткой барона Шипунова (через свою супругу), и в академии, мне посоветовали сразу три состава — это из числа реалистичных вариантов, пропитку ценой две с половиной тысячи за пузырёк в двести миллилитров я таковым считать отказываюсь, пусть он делает ткань не только непромокаемой, но ещё и огнеупорной.

Ткань в итоге выбрал самую тонкую парусину и пропитку, которую могла делать Астра Георгиевна, пусть её и требовалось обновлять каждые три месяца или после сильного намокания. Эта же жидкость, впитавшись в ткань, делала её ещё и воздухонепроницаемой, что стало когда-то большим разочарованием для её создательницы, что хотела использовать для пошива одежды. И зонты из ткани с такой пропиткой брали не очень охотно. А для меня — почти то, что надо.

Парусина хоть и тонкая, но четыреста граммов на метр квадратный весит, дакрон, из которого делают крылья дельтапланов в мире деда, если этот самый дед не путает — двести шестьдесят, для сравнения. Потому крыло, считая вместе с каркасом, стойкой с растяжками и тремя литрами пропитки, при тех же размерах и конструкции, вместо пятидесяти килограммов стало весить семьдесят. Можно немного отыграть, если использовать упрочнённые за счёт правильной внутренней структуры и потому более тонкие трубы, но нужно ли, во всяком случае, на первом варианте?

Мотор в мире деда весил около пятидесяти килограммов, плюс к нему пятьдесят литров топлива, пять литров масла — расходного, которое идёт в состав топлива, не считая смазки в моторе. Плюс сами баки, трубки, насосы — около ста двадцати килограммов! У нас двигатель Огарёва-Марлина потянет около шестнадцати-семнадцати, плюс три кило — позаимствованный с одного из разобранных грузовиков Кротовского «блок питания» с держателем для макра, системой его подзарядки от пилота и «ампутированным», точнее, заглушенным, преобразователем магии в электричество. Итого — около двадцати, экономия сто килограммов, потратить двадцать из них на крыло — всё равно остаюсь «в плюсе».

В принципе, уже можно было бы начинать строительство аппарата, но делать это нужно в Дубовом Логе. Арендовать угол ангара у речников или в академии — раньше времени показать задумку посторонним, а я собираюсь патентовать, но только после первого полёта, чтобы не пришлось доказывать реальность проекта. Ну, и взлетать там в принципе негде, если возле академии ещё имеется какое-то подобие варианта, надо метров триста до ближайшего луга дотащить аппарат, то у речников — только с воды или железнодорожных путей. Двор у них просторный, если всё с него убрать, то сесть может быть и получится, у опытного пилота-трюкача, а вот взлететь — никак.

Можно сделать здесь кабину и отправить её через Викентьевку попутными грузовиками, а раскрой крыла по чертежу поручить жене Силантьева, вроде — Зинаида, а отчества её мне, насколько помню, не называли. Пожалуй, так и сделаю, но всё равно собирать всё вместе буду, скорее всего, уже в июне. Первая суббота апреля прошла на плацу, но нам уже пообещали — или пригрозили — выход на полигон на изнанке. И с этого аттракциона, увы, не отпросишься.

Тут меня вдруг поразила одна простая мысль — а зачем, собственно, я так тороплюсь и стараюсь сделать эту, признаться честно — пугающую конструкцию? Может, это дед на меня так влияет⁈ Сел, задумался, начал анализировать свои мысли и желания. И минут через десять неожиданно сам для себя — понял. Мне, оказывается, до дрожи нравится делать что-то новое! Будь то новая конструкция какого-то узла, новый рецепт спиртного, новый завод или новое оборудование на нём, новый торговый маршрут или новое оружие — неважно, главное, создать. А если нет никакой созидательной деятельности — возникает нестерпимое, до зуда в костях, желание что-то всё же сотворить. Хоть топор сокурснику укрепить!

«Хе-хе. Ну, что ж, добро пожаловать в Органы, сы… А, нет, это из другой истории. Добро пожаловать в семью, Инженер!»

Вот в этом он весь — со своими вечными шуточками, похоже, слепок с его личности был сделан в тот момент, когда эта самая личность находилась в редкостно ехидном состоянии. Но при этом и искренность чувствуется, и теплота в голосе.

«Да какой из меня инженер!»

«Недоделанный, конечно. Но главное есть — это вот самое созидательное начало, зуд творения. Без него даже с пятью дипломами инженера не получится, только чертёжник, пусть и переученный».

«Спасибо, конечно…»

«А вот с этим зудом, но без знаний, умений и понимания происходящего получается диверсант. Ходячее стихийное бедствие. Серийный маньяк-самоубийца».

«Ну, спасибо ещё раз!»

«Да не за что!»

«Вот про самоубийцу, на фоне того, что мы проектируем воздушного змея с корзинкой, в которой мне предстоит летать — особенно бодряще получилось!»

«Всегда пожалуйста! Но у нас, к счастью, твой зуд сопровождается моими знаниями! Так что самоубиться я тебе не дам, можешь даже не стараться».