Рысюхин, налейте для храбрости!

Но тут вышла моя милая, моя невеста — и всё остальное не исчезло, но перестало представлять хоть какой-то интерес. Платье, причёска — всё это, конечно, было. Не могло не быть, люди бы не поняли, хотя я бы предпочёл обойтись без них — и без свидетелей в том числе. Что ещё могу сказать про платье? Оно было, скорее всего, белое. Или, во всяком случае, светлое. И, пожалуй, пышное. По крайней мере, какие-то складки я помню наощупь, когда позже, уже после заключения брака, подхватил Машу на руки. Единственное, что я видел — это она, моя Машенька, такая родная и, одновременно, кажущаяся незнакомой, более… Не могу подобрать слова даже. Как куколка, но живая, очень живая, и словно светящаяся. Стоял, любовался, и был вполне счастлив, пока меня не ткнул в бок Гена.

— Юра, отомри! Опоздаем!

Взял невесту за руку и повёл к выходу со двора, где у ворот уже ждала наёмная карета. Да, мой фургон удобнее, комфортнее, быстрее и безопаснее, но — традиции, и всё тут! Невеста благородного происхождения должна передвигаться только и исключительно в карете. Причём из дома к месту заключения брака — с подружками, отдельно от жениха, у которого вторая карета же, обратно — муж с женой, а дружки — с подружками. В подружках, кстати, Ульяна и какая-то незнакомая мне девица. Увидел их и узнал Ненасыть только когда они оттёрли меня возле входа в экипаж.

Потом были полтора часа бессмысленных для меня перемещений по городу. Нет, символизм и прочее я знал — вроде как невеста прощается с какими-то знаковыми для неё местами, но смысл в этих символах, если она никуда из города не уезжает? Один раз кормили птиц — в специально отведённом месте, специально заготовленным и подготовленным зерном. Периодически на нас налетали стайки детей с поздравлениями — их Гена или Влад осыпали горстями конфет, или с теми же целями подходили подростки либо взрослые. Им шли другие сувениры и подарки, а Гена при этом ругал себя и Васю, утащившую серебро, как раз для раздач на этом этапе предназначенное. Пришлось ему импровизировать, а при первой возможности — разменивать мелкие купюры, на что лавочники поутру шли неохотно — им ещё весь день сдачу давать, вот вечером они мелочь сгружают в обмен на более крупные деньги весьма охотно.

Последняя остановка по пути к месту регистрации — у памятника Императору. Вроде как предстать перед ним и попросить благословления. Интересно, какая паника поднялась бы, если б памятник на самом деле кого-то благословил? Надо же, какая чушь в голову лезет, что с мелочью, что с памятником-големом…

В ратуше — хотя на самом деле это, разумеется, никакое не здание самоуправления, а присутствие городского головы и губернатора, но все называют, как проще — нас встретил сам мэр. Видимо, из уважения к статусу тестя, или моего посажённого отца — Лебединского. Толкнул дежурную речугу о том, какая мы красивая и многообещающая пара, как он рад и счастлив и так далее, главное — что был достаточно краток, уложившись в семь минут. Я его даже зауважал за это. Приближалось главное действо, которое, в принципе, можно провести хоть вдвоём посреди леса.

Правда, предстояло ещё одно действие, которое, наверное, было главным с точки зрения чиновников — запись в учётную книгу. Опять же — в традиционной стилистике, которая, наверное, больше нигде, кроме как при регистрации брака не используется. «Девица рода Мурлыкиных, Марией рекомая, дщерь Василия, исходит из рода отца своего для вхождения в род мужа своего, Рысюхина Юрия Викентьевича, аки жена законная». И — две заверяющие печати, моя и самой Маши. И это — последний документ, который она заверит своим перстнем. Потому что самому перстню существовать осталось недолго.

Клятва перед лицом богов. Не такая, как под присягой, не требующая следить за каждым оттенком слова, формализованная за века, но при этом одна из тех, что достоверно привлекает внимание богов. И вот, финальным штрихом — фактический переход невесты в род жениха. Этот ритуал сильно зависит от богов, их взаимоотношений, да ещё неведомо от чего. В нашем случае — я просто коснулся своим перстнем перстня Маши. Оба они подёрнулись рябью, и вот на пальчике моей Мурки вместо серебряной печатки члена рода — адамантовый с золотым гербовым щитом перстень жены главы рода. Всё, с этой секунды перед лицом богов и империи Маша — моя жена.

[1] Почти бессознательный (бел).

Глава 3

Пусть боги и скрепили клятву, но свадьба — свадьба продолжалась своим ходом на топливе традиций. Машенька, стоявшая в напряжении, вдруг обмякла и расслабилась, улыбнувшись легко и чисто. И шепнула мне на ухо:

— Дар мой, способность — сохранилась! Слух мой при мне!