Рысюхин, ты что, пил?

При этом при первых попытках проанализировать состав домашнего продукта продажи дар выдавал панический крик о высокой концентрации яда, которым обзывал спирт, и дальше на фоне «основного отравляющего компонента». Убедить дар в том, что спирт — вещество полезное или хотя бы нейтральное мне не удалось. Зато удалось, по совету отца, вынести его в отдельную строку списка — «спирты». Ага, их, оказывается, много разных — и древесный, и винный и прочие. У всех разный запах (некоторые вообще гадостно воняют) и все мой дар считает ядами разной степени опасности. Тот же древесный — самый, наверное, коварный: ни на запах, ни на вкус от винного не отличается, а буквально одной чайной ложечки хватит, чтобы ослепнуть, после маленькой рюмочки же спасти уже не удастся.

Ага, про список. Хорошо, что смог уговорить свою способность изучать состав «остатка», за вычетом спирта. Худо-бедно, но пошло дело. Затем смог вообразить, что дар мне состав на листике бумаги пишет, а то в начале он мне будто голосом в голове говорил, причём смутно так, наподобие: «отравы почти половина объёма». Затем стал писать на каком-то огрызке, но стоило отвлечься — листик исчезал. Короче говоря, за те почти четыре года, что я дар тренирую научился воображать белый лист бумаги, на котором расписан состав образца так чётко, что он как будто висит перед глазами, как настоящий. Правда, чтоб дар написал название вещества я должен это название знать и как-то объяснить дару, что как называется. Без этого получалось что-то наподобие «судорожное масло» для вещества, которое ощущалось при помощи дара как маслянистая жидкость и которое среди прочего могло вызвать судороги. На уроках натурфилософии, когда изучали химические опыты, удалось «попробовать» даром многие вещества, например, бензол и денатурат. Ох, и гадость же, что одно, что другое!

По-хорошему, в Белыничах стоило задержаться на день, чтобы дать отдохнуть Воронку, но никакого желания на это не было, как и особого смысла. Друть, конечно, река тоже большая, но всё равно ни удочек, ни сетей с собой не было. Но в Могилёве всё равно придётся остановиться — кто станет нами заниматься, когда мы приедем под вечер⁈ Тем более, что надо ещё привести себя в порядок после дороги, подготовиться ко встрече и тому подобное. Так что вечером скормили Воронку ветеринарный эликсир, который позволит ему частично восстановиться за ночь и сделать ещё два полных дневных перехода. Но нам два не надо, нам одного хватит.

В последнем дневном переходе по дороге «туда» батя на коммерцию время особо не тратил — заезжали в основном только в крупные трактиры и ресторации (хотя как по мне, так то были обычные харчевни, только выделывались сильно), стараясь подгадать эти визиты к привалам для отдыха коня. Я так думаю, батя свою продукцию тут предлагал не столько в расчёте на коммерцию, сколько чтоб похвастаться и своим делом, и своим тотемом, сделать Рысюху хоть немного известной за границами нашего района. Потому что кому оно надо, наше пиво в такую даль возить? В итоге даже со всеми разговорами, которые велись со всеми правилами приличия, до губернского Могилёва добрались засветло. Отец пошёл узнавать насчёт того, где находится Академия и где живёт его знакомец, а я опять пошёл на реку.

Я говорил, что Березина большая река⁈ Ха! Нет, я от своих слов и мыслей не отказываюсь, но Днепр ещё больше, как бы не втрое! По нему здесь даже корабли ходят! Не лодки рыбацкие, какие и у нас на озере есть, а настоящие, баржи, буксиры, парусники! А дальше они, эти две реки, сливаются, и там, по рассказам, Берзина самое малое вдвое шире, чем Днепр здесь! Я долго пытался представить, какими должны быть эти реки до слияния, и тем более — после. Налюбовавшись занялся «коммерцией» — сменял пару «Рысюхинского тёмного» на копчёного судака. Здесь и свой бровар есть, вроде как даже не один, но наше прошло как экзотика, тут такого ещё не видели и не пробовали. Папа коммерцию мою одобрил — он рыбку любит не меньше, чем я — и, употребляя мой «улов» под ещё одну бутылочку холодного тёмного, поделился новостями. Оказывается, академия хоть и называется Могилёвской, но сама она размещается в небольшом местечке к юго-западу, где расположен портал на изнанку, где и находится практически вся Академия. Ехать туда от нашей гостиницы вёрст двенадцать-пятнадцать, даже с учётом того, чтобы по дороге заехать за папиным знакомым к нему домой.

Глава 4

Знакомого отца, что работал в Академии, звали пан Нутричиевский. Он проживал в небольшом, крашеном в два цвета — синий и жёлтый — домике на западной окраине Могилёва. Чтобы забрать его нам с отцом даже не пришлось заезжать в сам город, обошлись окраинными улочками, которые ничем не отличались от таких же самых у нас в Смолевичах. Разве что окраской домов: у нас чаще всего красили нижнюю часть в коричневый цвет, а верхнюю в зелёный, или в жёлто-зелёный, или полностью зелёным. Тут же чаще попадались сочетание синего с зелёным или синего с жёлтым, как у пана Януша.