Рысюхин, ты что, пил?

Я, как шляхтич, да ещё из боевого рода, носить такое оружие имею право. Но не дай Рысь применить не против тварей Прорыва или не для самозащиты! Вообще у нас в роду принято, чтобы один из сыновей главы семьи, если этих сыновей несколько (то есть — почти в каждом поколении) шёл в армию на постоянный контракт. Больших чинов никогда не получали, выше капитана никто не поднялся, но служили честно и право семьи на шляхетское достоинство подтверждали достойно. Я как единственный наследник от обязательной военной службы освобождён, но, опять же по традиции, хотя бы один трёхлетний контракт пройти собираюсь. И гонял меня батя как положено, и огневой бой, и холодное оружие — только не какая-нибудь, простите за выражение, шпага, против тварей мало полезная, а тяжёлый палаш и лёгкий топор. Вот только когда служить? Ни перед Академией, ни сразу после неё времени на это не будет, а дальше загадывать пока рано.

За моими размышлениями и разговором проводника с отцом я даже опомниться не успел и понять, как так получилось, что Юзеф уже сидит на переднем диване напротив папы, у них в руках уже вторая бутылка пива, а у меня — вожжи. Попутчик на мой немой вопрос в глазах только махнул рукой и пояснил, что все повороты он и так знает, а вожжи ему не мешают, даже если и зацепит по уху — не страшно, он, мол, привычный. Я только вздохнул и вынул для себя из холодильного шкафа баклажку купленного в розлив в Могилёве кваса. Причём при покупке особо уточнил, ржаной ли он? Продавец сделал удивлённое лицо и спросил:

— А какой ещё может быть?

— Ну, мне тут, неподалёку, в корчме вместо нормального кваса какое-то жуткое варево из бураков подсунуть пытались.

— А, ну так то квас был, а это квас — разные вещи, понимать надо!

Он издевается, что ли⁈

Дорога через лес была, может, и короткой, но прямой бы я её не назвал: сплошные ухабы, бугры, ямы и прочие корни, которые не давали разогнаться и вынуждали двигаться шагом с пешеходной скоростью, едва ли быстрее, чем ломовая подвода. Плюс к тому извивы дороги, старые «вечные» лужи, объезды вокруг них, а кое где и объезды вокруг объездов, разбитых до полной непроходимости. Качало коляску, как лодку на волнах, в результате и спутников моих укачало обоих — бате после пива пришло облегчение, а наш провожатый, наверное, тоже был изрядно «уставший». Я и сам впал в какую-то полудрёму. Ну, а что? Ничего особенного не происходит, всё тихо, плавно и спокойно. Отец и Юзеф храпят в противоход, звук получается ровный, гулкий, как от леспромхозовского дизельного трактора; Воронок бредёт, свесив голову, как крестьянская лошадка; молодая листва шумит на ветру; еловые лапы колышутся; коляска покачивается с носа на корму и с борта на борт; крысолюды крадутся между кустами… Что, мля⁈

Как я не дёрнулся и не заорал — до сих пор не понимаю. Изнаночные твари были разумные или полуразумные, по официальной точке зрения, поскольку в чём-то наподобие одежды и с оружием, поэтому тоже не визжали и не дёргались, похоже, собирались тих сблизиться с коляской на расстояние прыжка. Я плавным движением достал из-под сиденья свой револьвер, без рывков поднял его, направив ствол в правый дверной проём и сразу, без задержки, пока враги не опомнились, бахнул из нижнего ствола картечью. С расстояния примерно шести метров облако свинцовых пулек накрыло трёх крыс из пяти, причём одну, похоже, свалило замертво. И тут же, вскочив на ноги и схватив револьвер двумя руками, открыл стрельбу по двум оставшимся.

Воронок у нас конь обученный, от выстрелов в панику не впал, не стал ни убегать, ни наоборот, резко останавливаться: как шёл, так и продолжил идти, только встрепенулся, поднял голову и косил взглядом в мою сторону. Пан Юзеф едва ли не одновременно с моим первым выстрелом перевалился через борт, каким-то чудом подхватив свою саблю, уже без ножен, и побежал в сторону врагов, забирая влево, в сторону коня, чтобы не перекрывать мне линию огня. Разбуженный выстрелом отец тоже сразу выхватил свой револьвер. Взглянув направо, где наш проводник уже готовился зарубить последнего живого и невредимого крысюка (я пятью выстрелами умудрился три раза вообще промазать и один раз попасть не в того, случайно добив подранка вместо того, чтобы подстрелить копейщика) он вскочил на ноги и сделал то, до чего я не додумался: посмотрел поверх сложенного тента назад и на левую сторону дороги. Я, чтобы не мешать ему, сел на пол коляски в проходе между сиденьями и в растерянности не мог сообразить, что делать дальше: заряжать револьвер или доставать палаш и готовиться к схватке на холодном оружии.

За время моей растерянности Подрепейницкий успел срубить последнего стоявшего на ногах крысюка, добил подранка и потыкал саблей в тех трёх, что не шевелились. Колебания и сомнения прекратил отец. Он голосом остановил коня, потом скомандовал мне:

— Перезаряжайся, только не суетись, спокойно. А мы пока тут присмотрим.

— Да что тут смотреть, панове! Эти твари если со спины не напали — то или разбежались или их тут больше и не было. Я эту породу знаю!