Рыцарь

Забрав у него «скон», Дуглесс разломила его пополам и, обмакнув половинку во взбитые сливки, подала ему. Он сунул «скон» в рот и принялся жевать с видом человека, влюбившегося с первого взгляда. В мгновение ока Николас покончил со всем, и Дуглесс пришлось опять пройти в кафе и принести новую порцию чая и «сконов».

Когда она вернулась и села за столик, он спросил, глядя на нее:

– Так что же побудило вас рыдать в церкви?

– Я… я, право же, вполне уверена в том, что это совершенно вас не касается! – отозвалась она.

– Коль скоро я собираюсь вернуться – а я просто обязан вернуться! – мне все же хотелось бы понять, из-за чего именно я очутился здесь, – сказал Николас.

– Надеюсь, вы не собираетесь начинать все сначала?! – воскликнула Дуглесс, кладя на тарелку надкушенный «скон». – Хотите знать, что я об этом думаю, да? Так вот: я полагаю, что вы закончили курс в университете, специализируясь в области истории елизаветинской эпохи, может даже, писали диссертацию, ну, и вас несколько «занесло» из-за этих изысканий! Мне отец рассказывал, что и с ним нередко случалось такое – например, начитавшись всяких средневековых текстов с их особой графикой, он потом был совершенно не в состоянии разбирать что-нибудь современное, если это было написано от руки.

Николас с отвращением поглядел на нее. Вспоминая о чудесах, увиденных на протяжении одного этого дня – о всех этих колесницах, великолепных зеркалах из стекла, чистых улицах и изобилии товаров, – он не мог не поражаться тому, сколь малым потенциалом веры в тайну и магию мироздания обладает эта особа!

– Я-то знаю, откуда явился сюда, а вот вы, ведьма… – начал он спокойным тоном.

Дуглесс бросилась вон из садика, но прежде чем она добежала до двери во внутреннее помещение кафе, он преградил ей путь, крепко ухватив за руки.

– Так почему же вы все-таки плакали?! – настойчиво спросил он.

С трудом высвободив руки, она сердито ответила:

– А потому, что меня тогда только что бросили! – И, к своему стыду, вновь залилась слезами.

Тогда он, нежно взяв ее за руку, повел обратно к столику, сел рядом, налил в красивую фарфоровую чашечку чая, не забыв добавить молока, и протянул ей.

– Ну хорошо, сударыня, – сказал он, – что же все-таки столь сильно мучает вас, что слезы так и текут из глаз настоящим водопадом?

В общем-то Дуглесс не собиралась решительно никому рассказывать о случившемся с нею, но, к своему ужасу, вдруг осознала, что сидит и рассказывает обо всем именно этому странного вида мужчине!

– Стало быть, он вас бросил одну? Бросил на милость проходимцев и воров, да? – спросил Николас.

Сморкаясь в бумажную салфетку, Дуглесс утвердительно кивнула, а потом добавила:

– Да, именно! А еще – на милость некоторых мужчин, вообразивших, что они, видите ли, привалили прямиком из шестнадцатого столетия! Ой, извините. Бога ради!

Похоже, однако, рыцарь не расслышал ее слов – он в это время уже мерил шагами дворик и бормотал себе под нос:

– Стало быть, вы просто преклонили колени перед надгробием – моим надгробием! – и призвали на помощь… – Не закончив фразы, он поглядел на нее.

– Да, Рыцаря в Сверкающих Доспехах! – подсказала она. Он улыбнулся – едва заметно, потому что губы закрывали усы и бородка, – и сказал:

– Однако в тот момент, сударыня, когда вы взывали ко мне, на мне не было никаких доспехов!

– Но я и не думала взывать именно к вам! – воскликнула Дуглесс. – Это же так естественно – заплакать, если вас бросают в церкви! Да еще если при этом мерзкая девчонка, это толстое создание, крадет у вас сумочку с деньгами и документами! У меня ведь даже паспорта теперь нет! Если бы кто-то из родственников и переслал мне телеграфом деньги на билет домой, то я все равно не смогла бы уехать: мне пришлось бы хлопотать о новом паспорте!

– Вот и я тоже не могу вернуться домой, – сказал рыцарь. – Но если вы вызвали меня сюда, то наверняка сумеете отправить обратно!

– Я – никакая не ведьма! Я не занимаюсь черной магией и, уж разумеется, понятия не имею о том, как передвигать людей во времени туда-сюда! Вы все это придумали!

Недоверчиво приподняв бровь, он сказал:

– Нет сомнений: вашего любовника вполне можно понять. При таком вашем отвратительном нраве он, конечно же, не пожелал остаться с вами!

– Никогда, никогда у меня не было никакого «отвратительного нрава», пока мы жили вместе с Робертом! – воскликнула Дуглесс. – И я его любила! И люблю! Я неизменно была с ним ласковой и нежной! И я исполняла все его прихоти, вот только жаловаться на Глорию мне не следовало! Все это случилось из-за того, что ее постоянная лживость уже начинала действовать мне на нервы!

– Стало быть, вы продолжаете любить его? – спросил Николас. – Любить человека, который вас бросил и который позволил дочери красть у вас вещи?

– Я сомневаюсь, что Роберту было известно про мою сумочку, которую утащила Глория! – сказала Дуглесс. – Да и сама Глория – все-таки еще ребенок! Очень может быть, что она толком не понимала, что творит! Сейчас я хотела бы их найти, забрать свою сумочку и вещи и улететь домой!

– Похоже, цели у нас с вами – одни и те же! – заметил Николас.