Рыцарь

— Из М… М… Мэна, — с трудом выговорила Дуглесс и, взяв у него бокал, принялась пить так поспешно, что поперхнулась. — У ме… у меня двоюродные братья в Колорадо.

— Да что вы? А где?

— В Чэндлере, — ответила она, чувствуя, что слезы уже не льются так сильно, как раньше.

— А это не Таггерты, случайно? — спросил он. Она вновь взглянула на него: темные волосы и голубые глаза — прямо как у Николаса! И слезы опять полились вовсю.

Она смогла лишь кивнуть в ответ.

— Когда-то я ездил с отцом в Чэндлер и там встречался с Таггертами, — проговорил незнакомец и представился:

— Меня зовут Рид Стэнфорд. — Он протянул руку, намереваясь обменяться рукопожатиями, но когда она не приняла его руки, сам взял ее руку в свою и, пожимая, проговорил:

— Очень приятно познакомиться с вами! — Он продолжал держать ее руку в своей и молча смотрел, пока Дуглесс не выдернула свою руку.

— Прошу прощения.

— Вот что, — сказала она тогда, — господин…

— Стэнфорд, — подсказал он.

— Да. Мистер Стэнфорд, — начала она, шмыгнув носом. — Я понятия не имею о том, чем именно умудрилась произвести на вас впечатление этакой легкой на «съем» девицы, но смею вас заверить, что я вовсе не такая. Так что, по-моему, вам лучше всего забрать с собой свое шампанское и вернуться на свое место! — Произнеся все это, она изо всех сил старалась быть по-королевски чопорной, но как-то не получалось, поскольку нос у нее покраснел, глаза опухли, а по щекам струились слезы.

Он, однако, и не подумал забрать свой бокал и никуда не ушел.

Дуглесс начала злиться. Может, он — извращенец, обожающий плачущих женщин?! Интересно, что там, черт побери, могло приключиться с ним в детстве, что заставляет его возбуждаться при виде слез?

— Если вы сейчас же не уйдете, мне придется позвать стюардессу, — решительно проговорила она.

Повернувшись к ней, он поглядел ей в глаза и сказал:

— Пожалуйста, не зовите! — И что-то было такое в выражении его глаз, отчего рука Дуглесс, уже протянувшаяся к кнопке вызова стюардессы, повисла в воздухе. — Вы должны мне верить, — проговорил между тем сосед. — Я за всю свою жизнь никогда не делал ничего подобного! То есть хочу сказать, никогда прежде я не клеился ни к одной женщине в самолетах! И даже за стойками баров не клеился, если хотите знать! Дело попросту в том, что вы мне кого-то напоминаете!

Дуглесс больше уже не плакала: что-то знакомое было в том, как он слегка крутанул головой.

— Кого же? — спросила она.

Он легонько усмехнулся в ответ, и сердце в груди Дуглесс забилось: Николас иногда усмехался точно так же!

— Если бы я и рассказал вам, вы бы мне все равно не поверили — слишком уж это показалось бы вам неестественным! — проговорил он.

— Что ж, опробуйте это на мне! Воображение у меня очень развито!

— Ну хорошо, — сказал он. — Вы напоминаете мне одну даму на портрете.

Теперь Дуглесс уже слушала его очень внимательно.

— Когда я был еще ребенком, лет одиннадцати, что ли, мои родители вместе со мной и старшим братом на год переехали на жительство в Англию — мой отец там работал. А мать имела привычку таскать брата и меня по всяким антикварным магазинам, и, боюсь, я не слишком-то был признателен ей за эти выходы. Так все и шло, пока в один прекрасный день, в субботу, я не увидел этот портрет. — Он немного помолчал и, наполнив опустевший бокал Дуглесс, продолжал:

— Это была миниатюра, выполненная маслом, где-то еще в шестнадцатом веке, и представляла собой портрет некой дамы. — Тут он посмотрел на нее, и взгляд его был почти ласкающим — несмотря на ее распухшую от слез физиономию! — Мне очень захотелось иметь этот портрет, — продолжал сосед. — Я этого не в состоянии толком объяснить: не то чтобы я попросту хотел его иметь, нет, я должен был получить его! — сказал он и, улыбаясь, продолжал:

— Боюсь, что в тот момент я был — как бы выразиться поточнее? — не слишком послушным ребенком, озвучивающим громким голосом свои просьбы. Портрет оказался чрезвычайно дорогим, и мать не желала и слушать мои настойчивые просьбы. Однако я не соглашался ни с каким «нет» в качестве ответа на них! В следующую же субботу я самостоятельно сел в метро, вернулся в тот антикварный магазин и все, что у меня было, отдал в качестве предварительного взноса в уплату за портрет. А было у меня что-то около пяти фунтов. — Повернув к ней голову и улыбаясь ей, он продолжил:

— Теперь-то, возвращаясь памятью к тем событиям, я думаю, что старик владелец магазина решил, что я хочу стать коллекционером картин. Но я вовсе не собирался ничего коллекционировать: мне был нужен один лишь этот портрет!

— Ну и что же, вы получили его? — шепотом спросила Дуглесс.