Рыцарь

— Сколько? — прямо спросил мой слуга.

— Полторы серебряные марки.

— Ты что, сдурел? — взвился Тибо. — Мы что, у тебя месяц жили?

— Помилуйте, господа! Лучшие кушанья и вина — полмарки, чистые простыни, лучшая комната для вас, конюшня и корм для лошадей — полмарки, помывка… гмм… полмарки…

— Помывка — полмарки?! — заорал Тибо. — Да у тебя что, вообще мозги набекрень съехали?!

— Тибо, — сказал я, — заплати ему.

Тибо, посмотрев на меня, поджал губы и полез в кошель.

— Конюшня… — ворчал он. — Это ты свой навес, что ли, конюшней называешь?

— Когда начался дождь, — с достоинством произнес трактирщик, — мы лошадей ваших из-под навеса увели. В конюшню.

— А почему не раньше?

— А что ж им зазря между четырех стен париться? Лето ведь жаркое. И накормили мы их, и напоили, и вычистили — все как вы велели…

— Лучше б сам все сделал… — продолжал ворчать мой слуга.

Во всяком случае, сами лошади выглядели довольными. Когда мы вошли в конюшню, Принц тут же начал обнюхивать мои руки — видимо, в поисках чего-нибудь вкусненького. Увы, пришлось его разочаровать. Черно-серый мерин Тибо по кличке Праведник вел себя так же спокойно, как и вчера. Зверюга, увидев нас, захрапел и заржал.

— Слушай, а зачем нам гийомовский конь? — спросил я, покрывая спину Принца попоной. К слову сказать, делал я это впервые в своей новой, восемнадцатичасовой жизни и, чтобы не выглядеть и тут полным валенком, во всем старался подражать своему слуге.

— Продадим, — ответил Тибо, взгромождая поверх попоны седло. Потом вдруг остановился. — А кстати!.. — и выскочил из конюшни.

Во время его отсутствия я попытался укрепить седло сам. В первый раз это закончилось тем, что и седло, и попона свалились с Принца на землю. Гнедой укоризненно на меня посмотрел. Оседлывая коня во второй раз, я старался думать о чем-нибудь постороннем. Я уже заметил, что, когда я перестаю размышлять, а просто делаю, все получается намного лучше.

…О чем бы таком подумать? Вот, к примеру, Рози. Хорошая девушка Рози… Или вот епископ. Интересно, неужели все так спокойно относятся к тому, что он открыто держит у себя любовницу? Почему его не выгонят отсюда взашей?.. Да и вообще, на епископа он мало похож. «Проткнуть», «разрезать на куски»… Выпивка… Мари… Странный какой-то епископ.

Я отвлекся от мыслей о епископе Готфриде и посмотрел на Принца. Тот был оседлан. Я взялся за уздечку…

В это время вернулся Тибо с трактирщиком.

— Вот этот. — Тибо потрепал Зверюгу по шее. Жеребец по установившейся традиции сделал очередную попытку его цапнуть.

Трактирщик пожелал изучить коня подробнее. Объединив усилия, они с Тибо заставили Зверюгу показать свои зубы. С копытами вышло посложнее, поскольку Зверюга энергично сопротивлялся осмотру, но в конце концов исследовали и копыта.

— Ну как? — спросил Тибо. — Берешь?

Трактирщик сделал значительное лицо. Помолчал с минуту, посопел…

— Сколько? — осведомился он таким тоном, чтоб сразу стало ясно: конь этот ему и даром не нужен.

— Шесть золотых марок.

— Не-е… — Трактирщик покачал головой.

— Много, что ли?

— Много.

— Не смеши меня — мало! Это ж настоящий боевой конь. Рыцарский!

— Ну а мне-то рыцарский конь зачем?

— На ярмарке продашь. С руками оторвут! В большом барыше будешь.

— Ярмарка только через два месяца, — рассудительно заметил трактирщик. — До нее еще дожить надо. И корм. Такого коня овсом кормят. А овес нынче…

— Так продай кому-нибудь в городе. Епископу, например.

Герард задумался. Пожевал губами.

— Можно, конечно, попробовать. Он лошадей любит… Особливо таких… Только это… Цену-то все равно сбавь. Отдашь за пять?

Тибо хлопнул себя по ляжкам.

— Ну ты чистый сарацин! То тебе за помывку серебром плати, то настоящего боевого коня отдавай за бесценок! Ну нет, лучше уж мы его сами на ярмарке продадим!

И Тибо сделал движение, будто собирался седлать Зверюгу. Вороной снова попытался его укусить.

— Пять с половиной, — сказал Герард.

— Пять и семь серебряных? Ну вот еще! Пять золотых и двенадцать серебряных марок — последнее слово!

— Восемь.

— Одиннадцать.

Следующие двадцать минут их торговли я опускаю, поскольку от серебра они перешли к меди и долго препирались из-за каждого медяка. Уже договорившись о цене, выяснили, что имели в виду разные виды серебряных марок. Тибо в этом вопросе ориентировался на Германию, а Герард — на какие-то лонгобардские марки.

Наконец торг был закончен. Герард ушел. Тибо получил деньги, спрятал их поглубже и стал оседлывать своего мерина.

— Слушай, — сказал я. — Может, зря мы его продали? Если это такой хороший конь, оставили бы его себе. Продали бы твоего мерина.

— Нет, — замотал головой мой слуга. — Это не годится.

— Почему?

— Не положено таким, как я, разъезжать на таких конях, как Зверюга, — без всяких обиняков разъяснил Тибо.

Таким же тоном он мог бы высказаться в том духе, что, мол, не положено человеку летать.

А потом добавил, потрепав Праведника по гриве:

— Да и привык я к этому дурню ленивому…

Когда мы выехали из трактира, солнце только-только начало подниматься над лесом.

Мы ехали целый день. Вонь городских улиц сменилась ароматом садов, затем запахом хвои и лесной влаги…