Рыцарь бедный

Столько же очков набрал даровитый 23-летний чех Рудольф Харузек. Это был блестящий мастер атаки, считавший себя учеником Чигорина. И по стилю игры, и по дебютному репертуару, и по общему отношению к игре как искусству, он действительно очень походил на Михаила Ивановича. Ласкер, которого неукротимый Харузек в их первой и последней встрече на турнире в Нюрнберге буквально разгромил, считал своего победителя самым опасным будущим соперником в борьбе за мировое первенство. Чигорин писал о Харузеке, что тот «самый одаренный из молодых маэстро». Сохранился и другой отзыв Чигорина о Харузеке в письме Павлову 27 декабря 1896 года: «Направление в игре, которому следуют современные игроки, есть направление, так сказать, ремесленника (Стейница к ним не присоединяю), а не творца-художника. Вы понимаете, что я хочу сказать. Народится второй Морфи и поколотит их всех. Не Харузек ли будет им? Весьма возможно».

К сожалению, спортивный путь Харузека окончился даже еще раньше, чем путь Пилсбери. Молодой чешский маэстро с большим успехом выступил еще в двух международных турнирах, но уже в 1900 году, всего двадцати семи лет, скончался от туберкулеза.

Между Чигориным и Харузеком был разыгран короткий матч из четырех партий, чтобы определить первого и второго призеров Будапештского турнира. Чигорин выиграл первую, вторую и четвертую партии, проиграв только одну, и получил первый приз. Тотчас после турнира Михаил Иванович писал своему конфиденту: «Я лично доволен не только тем, что одержал победу в Будапеште, а и тем, что мне удалось почти все партии провести последовательно: когда защищаясь, когда атакуя. Я взял их с бою, „подарков“ мне никто не сделал. Это-то меня и радует».

Стейниц, находившийся в то время еще в Москве, где должен был вскоре начаться его новый поединок с Ласкером, прислал Михаилу Ивановичу теплое поздравительное письмо.

«10 ноября 1896 г., Москва.

Мой дорогой друг и глубокоуважаемый коллега! Примите мои сердечнейшие поздравления по поводу Вашей почетной победы в Будапеште. Ценители нашего благородного искусства будут искренне рады тому, что победил представитель России, которая в последнее время сделала большой вклад в развитие шахмат, что является результатом Вашего гения и авторитета.

Разрешите заверить Вас, что из всех известных мне шахматных маэстро я желаю в дальнейшем наибольших успехов Вам.

С дружеским приветом Ваш В. Стейниц».

Стейниц явно хотел подбодрить былого соратника, так как и сам хорошо понимал душевное состояние Чигорина и чувствовал себя неловко по отношению к нему. Вместо того чтобы самому бороться с Ласкером за мировое первенство, Михаил Иванович должен был следить по газете (его даже не пригласили погостить в Москве!) за совершенно никчемным и бесперспективным матчем-реваншем, организованным по прихоти московского миллионера-самодура.

Ничкемным и бесперспективным соревнование было не только потому, что Ласкер и в предыдущем матче на мировое первенство и в последующих турнирных встречах убедительно доказал свое превосходство над Стейницем, но и потому, что шестидесятилетний экс-чемпион мира должен был вести еще и безнадежную борьбу против собственного возраста и плохого здоровья.

Но, будучи верным другом и давнишним поклонником Стейница, Чигорин даже при таком унизительном отношении к себе со стороны организаторов матча-реванша все же способствовал его осуществлению, организовал в своем клубе подписку на проведение матча-турнира (средств Бостанжогло не хватило) и в своих шахматных отделах не критиковал, а рекламировал и освещал это соревнование.

Печальный конец Стейница

Ослабевший, уставший, больной Стейниц не имел ни малейших шансов победить молодого, честолюбивого, полного сил Ласкера, только что взявшего первые призы в двух сильнейших соревнованиях.

Действительно, матч-реванш тянулся в Москве два с половиной месяца с длительными перерывами из-за плохого самочувствия Стейница и закончился новой, еще более убедительной, но никого не удивившей победой Ласкера со счетом +10, –2, =5.

Для Стейница матч-реванш явился началом тяжелого нервного расстройства. Уже во время игры он страдал от приступов гипертонии, жаловался на приливы крови к голове, и лакей то и дело менял приложенную к голове Стейница салфетку, смоченную ледяной водой. Иногда старик просто обтирал голову снегом. И в таком болезненном состоянии Стейница допустили к игре!

После проигрыша матча Стейниц почему-то задержался в Москве, пригласил к себе стенографистку и начал по-немецки диктовать ей новую книгу. Его по-прежнему мучили приливы крови к голове. Чтобы освежиться, он время от времени просовывал голову в форточку. Прибегая к такому сугубо оригинальному способу лечения, Стейниц еще бормотал что-то, не то по привычке очень одиноких людей разговаривая сам с собою, не то просто чертыхаясь.