Рыцарь бедный

Трудно найти более удачное сравнение! Именно Моцарт, образ которого и нам и Чигорину близок по гениальной «маленькой трагедии» Пушкина, наиболее подходящ (не по внешним обстоятельствам, а по духовной сущности человека, беззаветно преданного искусству) для характеристики Михаила Ивановича!

Для Чигорина шахматное искусство было всем, как музыка для Моцарта, и если Чигорин при его огромном даровании не стал чемпионом мира, то это объясняется не шахматными причинами, а чисто спортивными недостатками, тяжелыми условиями жизни и детской непрактичностью великого русского шахматиста.

Нервный, переутомленный, издерганный, всегда нуждавшийся в деньгах одиночка, недооценивающий значение психологического подхода к противникам и «специальной подготовки» к соревнованиям, чуждый спортивных расчетов, не заботящийся о своем расшатанном здоровье, а щедро расточающий силы в любой матчевой, турнирной, гастрольной, гандикапной партии в поисках красивых комбинаций и изящных маневров, доверчивый и бесхитростный – таков был Чигорин.

Чигорину в матчах со Стейницем определенно не хватало профессиональной хватки, психологических навыков и специальной тренированности, которыми обладал его мощный соперник, всю жизнь кочевавший из страны в страну, игравший в турнирах и матчах с противниками всех стилей и темпераментов. Поэтому, будучи блестящим шахматным творцом и мыслителем, Чигорин почти всегда был в худшей, чем его противник, спортивной форме.

Всего оба великих соперника сыграли между собою пятьдесят девять партий (не считая игранных по консультации с другими маэстро). Стейниц выиграл двадцать семь партий, Чигорин двадцать четыре при восьми ничьих. Результат почетный для обеих сторон!

Странно не то, что Чигорин не стал чемпионом мира, поражает другое: каким образом при таких тяжелых условиях жизни, как у Чигорина, в обстановке зависти и интриг, при плохом здоровье и постоянной нужде Чигорин без всякой помощи и поддержки все же смог выбиться в число лучших шахматистов мира, завоевать ряд призов в международных турнирах, в течение четверти века быть фактическим чемпионом России и любимцем всего шахматного мира. Вот это удивительно и доказывает все величие русского шахматного Моцарта!

Глава седьмая На вершине славы

Матч с шахматным кронпринцем

По возвращении в Петербург жизнь Михаила Ивановича вошла в обычную трудовую колею. Он много работал в шахматном отделе «Нового времени», где детально прокомментировал партии матча со Стейницем, сотрудничал в московском журнале «Шахматное обозрение», руководил шахматным клубом и выступил там в сеансе одновременной игры вслепую. Тогда же русский маэстро получил вызов на матч от чемпиона Германии Зигберта Тарраша, готовившегося к борьбе за мировое первенство и не сумевшего пройти мимо Чигорина как своего основного конкурента.

В предыдущие годы Тарраш добился крупных успехов, взяв подряд три первых приза на международных турнирах в Бреславле в 1889 году, в Манчестере – в 1890 году и в Дрездене в 1892 году, причем рекламировал себя как рьяный последователь Стейница.

Тарраш так лестно, хотя крайне субъективно, охарактеризовал значение чемпиона мира:

«Морфи и Цукерторт были очень крупными талантами, но гениальными их назвать нельзя. Стейниц же – создатель нового, гений. Научился он лишь тому, чему может научиться любой игрок второй категории, – все остальное в себе создал он сам. Вся современная система игры – дело его рук. И если он в практической игре и уступает Морфи и Цукерторту 1883 года, то тем более он их значительно превосходит как шахматный мыслитель».

Польщенный старик не остался в долгу и заявил, что «Тарраш, может быть, величайший шахматный гений, который когда-либо существовал». Очевидно, Стейниц рассматривал Тарраша как своего рода наследника шахматного престола. Тот и держал себя, как шахматный кронпринц, – надменно и гордо. В 1892 году тридцатилетний Тарраш был в расцвете сил. Он только что отклонил вызов на матч, полученный им от Эммануила Ласкера, разгромившего в матчах и турнирах всех английских маэстро, в том числе без единого поражения знаменитого Блекберна и «всухую» (+5, –0, =0!) опытнейшего Берда.

«Поскольку в шахматном мире есть сейчас несколько шахматистов, превосходящих своими успехами английские победы Ласкера, – осадил Тарраш зарвавшегося, по его мнению, молодого человека, – я думаю, что, приняв вызов Ласкера, поступил бы по отношению к ним неправильно… Если Ласкеру хотелось испытать свой класс игры, он не должен был уклоняться от участия в Дрезденском турнире, где получил бы возможность помериться силами со многими шахматистами, а также со мною. Ласкер этого не сделал и теперь должен пенять на себя».

Однако Ласкер не стал «пенять» на себя и даже на Тарраша, а продолжал свой славный путь, отправившись за океан. В Америке он победил ряд кубинских и американских мастеров и взял первый приз на сильном турнире в Нью-Йорке, выиграв все тринадцать партий, после чего послал вызов самому Стейницу на борьбу за шахматную корону.