Рыцарь белого единорога

— А где лучше всего растут такие растения? Откуда мы с тобой хакаш возили?

— Намекаешь на Закрытое королевство?

— Прямо говорю, — пожал плечами барон, все так же не отрывая взгляда от огня.

— Может да, а может и нет, — попытался маг сыграть в адвоката дьявола. — Яд, конечно, редкий, но не уникальный. Нет-нет, да и проскакивает новость, что его где-то использовали.

— Есть такой принцип — бритва Оккама, — последние два слова барон произнес на русском, поэтому сразу дал пояснение на имперском, — не буду, в общем, вдаваться в историю, но принцип этот гласит, что не нужно множить сущности сверх необходимого. То есть из всех возможных вариантов стоит рассматривать самый вероятный. У меня много врагов, но баловаться хитрыми ядами и явно околдованными исполнителями может из них далеко не каждый.

— Если смотреть с такого ракурса, то я, пожалуй, соглашусь. И что ты будешь делать?

— Не знаю… — Серов соврал. Кое какие мысли на этот счет у него уже были.

К середине первого месяца лета, книга Александра была уже по большей части напечатана. Оставалось буквально несколько страниц, что, учитывая появление стараниями покойной баронессы второго печатного стана, должно было занять буквально два-три дня. Дальше предполагалась прошивка отпечатанных листов и продажа уже бьющим копытом купцам, которым такой товар, что называется, пришелся ко двору.

В этот процесс и вмешался Серов. Ну как вмешался — приказал добавить еще всего одну страницу, что опять же особо на сроки окончания проекта не влияло.

— Вот, — в полумраке подвального помещения, где располагалась типография — это было, пожалуй единственным «секретным» производством в Александрове, поэтому помещения сравнительно плотно охранялись, а все работники были на особом контроле, — барон протянул заместителю покойной Мариетты листок с буквально несколькими строчками рукописного текста. — Я хочу, чтобы вы вставили это первой страницей.

Работник пробежал глазами по бумаге и понимающе кивнул.

— Сделаем, ваша милость. С удовольствием.

А еще через десяток дней первые партии книг были отгружены заждавшимся покупателям. Заезжие купцы, с одной стороны, были не очень довольны, что напечатанная книга принадлежит перу неизвестного автора, что по их вполне резонному мнению могло повлиять на спрос. С другой стороны, это была новая книга, которой ни у кого не было, в отличие от тех же «Рассуждений» Робина ан-Гровера, стоящих в каждой более-менее приличной библиотеке. А в мире, где любая книга — это ценность сама по себе, покупателя, учитывая ее низкую цену, она себе найдет.

Видимо так думали и купцы, которые хоть и с ворчанием, а все же активно покупали предложенную литературу.

Что же видел любой читатель, открывая свежекупленную, обладающую характерным, узнаваемым запахом типографской краски? Первая страница была почти пуста, лишь посредине листа одиноко чернели несколько строк.

«Книга посвящается моей покойной жене Мариетте,

Которая сделала так много для того,

Чтобы сей труд появился на бумаге.

Она пала от руки наемного убийцы во цвете лет,

Не успев сделать еще так многого.

Пусть члены Темного ордена, направившие руку убийцы

Будут прокляты на том свете.

На этом свете их проклятьем стану Я».

Получилось немного пафосно и не допускающе двойных трактований, именно так как Серов и хотел. Этот мир еще не знал понятий «информационная война», «гибридная война» и иже сними. Люди еще не осознали силу печатного слова, не научились относиться скептически к тому, что они читают. Можно сказать, что в некотором смысле этот мир был девственен и чист, а Серов эту девственность сорвал, и открыл ящик Пандоры. Можно называть это как угодно, но именно в этот день история человечества и континента в целом свернула на новые рельсы.

Глава 7

Что делает средневековый феодал, когда впадает в депрессию? Вариантов в общем-то не так много: война, охота, алкоголь, женщины. Может быть что-то еще, но Серову в первую очередь в голову пришли именно эти пункты. Однако охоту он никогда не любил, а на женщин пока и смотреть не хотелось, поэтому выбор, таким образом, усыхал еще сильнее.

Барон попробовал было напиться, но жесточайшее похмелье, навалившееся утром подобно бетонной плите, намекнуло, что ему совсем не восемнадцать лет, и такие экзерсисы организм теперь переносит гораздо хуже. Это в двадцать лет можно было позволить себе тусить полночи, бухать как не в себя, после чего поспав пару часов отправиться на пары и при этом более-менее чувствовать себя человеком. В тридцать два же, с этим гораздо сложнее.

В общем, оставалась война, которая, как известно, никогда не меняется.

— Пли! — Серов резко опустил руку с зажатым в ней мечом.