— Тебе очень повезло. А мне так и не довелось получить настоящее образование, — вздохнул Эдвин. — Хотя читал я очень много, изучил и отцовскую, и дядину библиотеку.
Диаманта лучше Эдвина разбиралась в том, что касалось учебных предметов, но жизнь и природу Эдвин знал глубже. Вечером этого же дня он принялся показывать ей разные травы и цветы, которые она раньше не видела. Он говорил про глаэрас, редкий цветок с синими лепестками, росший только на севере Мира, как раз в тех лугах, где они сейчас ехали. Эдвин весь вечер искал его, чтобы показать Диаманте, но ему не попалось ни одного.
Утром Диаманта проснулась раньше всех и ещё в полудрёме обратила внимание на чудесный аромат, наполнивший воздух. Казалось, она попала в цветущий сад.
Она открыла глаза и увидела, что рядом с ней лежит букетик необыкновенных синих цветов. Некоторое время с нежностью смотрела на него, потом встала, тщательно привела себя в порядок и выбралась наружу, держа цветы в руке.
Небо ровным слоем затянули серые облака. Их покров разрывался только вдали на востоке, где тускло просвечивало солнце. Безветренный воздух пах дождём. Цветы были синего цвета — но не густого, как васильки, и не светлого, как незабудки, а особого чистого, глубокого оттенка, как ясное небо в зените. Диаманта ещё раз вдохнула их аромат — и услышала тихие шаги. Подняла глаза от букета и встретила взгляд Эдвина, который наблюдал за ней. Почувствовала, как горячая волна прилила к щекам, и только промолвила, взглянув на цветы:
— Спасибо! Какие красивые.
Эдвин улыбнулся мягко, светло и чуточку отстранённо — Диаманта уже замечала у него эту особенную улыбку. Казалось, в такие моменты он вспоминает что-то далёкое.
— Лучшие глаэрасы северных холмов, — произнёс он, пытаясь скрыть смущение. — Сохрани их на память. Запах не исчезнет, даже если ты их высушишь.
— Я вложу их в свой дневник… А у тебя глаза такого же цвета.
Эдвин смутился ещё больше и потрогал камень на груди.
— Мне это не раз говорили. Бефита часто повторяла: «Глаэрас — твой цветок».
— Бефита — это кто?
— Раньше в нашем театре была такая актриса. Ровесница дядюшки Дина. Как она играла! Никто так не умеет больше, по-моему. Она мне помогала с самого первого дня в театре, научила всему…
— А где она сейчас?
— Умерла. На юге давно неспокойно. На Бефиту напали на улице, думали ограбить. У неё не было ни медяка. Грабители убежали, а ей стало плохо. Рядом были люди, но никто не помог… — Эдвин произнёс это без злобы, только с печалью, и замолчал.
— А что стало с вашим театром?
— Наш театр был лучшим в Адаре — большая труппа, серьёзные спектакли… А потом к нам стали относиться по-другому. Гвардейцы начали останавливать на улицах, придираться по пустякам, оскорблять нас… Думаю, причина этому — возвращение Рэграса. Его люди всё чаще появляются на юге, им никто не препятствует, они делают, что хотят. Может, и правитель с ними заодно — не знаю… Вскоре после смерти Бефиты наш театр сожгли, выступать стало негде.
— Кто сжёг? Люди Рэграса?
— Мы так и не узнали, кто. Да и какая разница… Хотели строить новое здание, но правитель издал закон о запрете всех театров, кроме придворного. Деваться стало просто некуда.
— Но что могли с вами сделать?
— В этом законе сказано, что все актёры, не состоящие на службе у правителя, приравниваются к нищим, а с нищими в Адаре разговор короткий: выпорют плетьми на главной площади и отправят на работу в горы, а если для работы не годишься, повесят.
— Ужас какой! — Диаманта не поверила своим ушам. В Тарине актёров любили.
— После этого несколько актёров бросили театр и занялись другим делом. А Леран, мой друг, очень талантливый, решил отомстить за наш театр. Я пытался его отговорить, мы поссорились… А в следующий раз я увидел его только этой весной. На виселице. До сих пор не могу забыть его глаза… Вот в тот день я пообещал себе, что никогда не подниму руку на человека, будь он хоть тысячу раз негодяем.
Вечернее солнце протянуло на дороге длинные тени. Актёры остановились на ночлег у мелкой речки и принялись за обычные хлопоты — развели огонь, стали готовить ужин. Зерина села чинить одежду. Диаманта подошла к Эдвину.
— У меня есть для тебя кое-что.
— Что? — заинтересовался он.
— Мне показалось, что в «Цветке яблони» Берайну не хватает небольшого монолога в том месте, где он ждёт Тейму перед решающим разговором. Я попробовала его написать, — и она протянула Эдвину лист, стараясь не выдать волнение.
Он внимательно прочитал и сказал:
— По-моему, получилось просто здорово! Ты что, раньше писала пьесы?
— Никогда.
— А такое чувство, что писала. Текст легко воспринимается на слух, он будет хорошо звучать! Надо же, это удивительно…
— Что?
— Сейчас мы играем сокращённый вариант пьесы. А в полном в этом месте есть монолог! Только твой гораздо лучше.
— Спасибо. Я так рада, что тебе нравится! Эдвин, давно хотела спросить… кто написал «Дорожную звезду»? Замечательная песня.
— Эрдес, — ответил он с каким-то странным вздохом, глядя на облака, подсвеченные закатным солнцем.
— А кто это?
— Да так зовут одного поэта.