Рыцарь Бодуэн и его семья

(какого еще Амьеля, он что, спятил — Бодуэн должен помнить всех, с кем он дрался за эти четыре года?)

— И еще у меня один должок остался, — ухмыляясь, продолжал тот, пока остальные, гулко и радостно перекликаясь, обирали немногочисленные трупы. Люди, окружавшие живой колеблющейся стеной Бодуэна и его незнакомого мстителя, блестели белыми зубами в желтых клочках свечного света, смеялись.

— Еще один должок… — Улыбаясь по-волчьи, тот потянул из-за пояса плеть. — Пятьдесят раз по заднице, один в один, если ты, конечно, не давал мне достояние в рост. Тогда можно и сотню, я не жадный. Тем более и штанов-то на вас нет, спускать не придется, досточтимый граф, уж не обессудьте — если мы с вами прям сейчас расплатимся…

Он перевернул Бодуэна опять же ногами, перекатывая его, как куль с мукой, но ударить успел всего несколько раз — его оттащили.

— Кончай, Адалард! Прекращай давай!

Кто-то за пределами видимости наоборот кричал — «валяй, Адалард» — но приказавший кончать был главнее, не иначе как сам Ратье, или, может быть, Ольмский сеньор, гостеприимный хозяин и добрый отец.

Бодуэна вздернули на ноги. Адалард, почти узнанный (я когда-то где-то видел его пленником… Связанным… Выкупили?), остервенело врезал ему несколько раз по уже и так разбитому лицу. Тот сглотнул кровь, не желая тратить ее на плевки в эти свинские и слоновьи лица, пляской смерти выступавшие отовсюду.

— Не бить! Не сметь! — надрывался Ратье, отпихивая разошедшегося мстителя. — Раймон тебя удавит, если мы его живого не довезем!

И, последним аргументом, латной рукой вцепляясь Адаларду в плечо:

— Дерьмо, мне же тоже хочется, да я терплю!

И, чтобы избежать искушения выбить Бодуэну зуб-другой, поспешно отвернулся, отдавая приказ немедленно отправляться гонцу в Тулузу.

Так и выяснил Бодуэн, что волей-неволей ему придется еще раз встретиться с братом. И как ни странно, он был этому до отвращения рад. Хотел поглядеть, с каким лицом Раймон его будет убивать. Стоило стараться — дожил-таки до дня, когда его брат будет глядеть только на него. И как еще глядеть — не отводя глаз. И если не небо — то сам Бодуэн успеет спросить Раймона глазами: «Где брат твой, кровь которого вопиет от земли?»[40] Бодуэн сам знал, что это обман. Авель из него не получится, потому что его приношение Господь отвергал с самого начала. Потому что Раймон ему никогда не завидовал, не желал его убивать. Потому что кровь его, простого грешника, не будет вопить от земли никогда. Но и обман может дать утешение: он в самом деле хотел видеть Раймона.