Рыцарь Бодуэн и его семья

Что еще? Брата Доминика причислили к лику святых. Как ни странно, не сразу же после его смерти — понадобился долгий процесс, множество свидетелей. Целых тринадцать лет прошло после его смерти, когда наконец этот безумный апостол, единственный виденный мною правый участник той неправой войны, обрел статус святого Божия и в Церкви воинствующей. Двое его детей не так давно останавливались в нашем командорстве — один заболел в дороге, и монахи отдыхали в нашей больнице. Тот-то, больной, и рассказывал много об отце — я его расспрашивал, а он и рад рассказать, что, мол, сам святой отец Папа Григорий рассердился, почему так долго брата Доминика не канонизировали? Говорил, что тот был не менее свят, чем апостолы Петр и Павел. Рассказал, что когда вскрыли гробницу отца-проповедника в Болонье, чтобы перенести его мощи в новый гроб, то очень боялись запаха смерти. Мол, вдруг смрад разложения уменьшит благочестие к святости усопшего: как же так, сгнил, будто обычный человек! А из гроба-то взамен смрада такое благоухание поднялось, будто там не кости старые лежали, а тысячи цветов, целый сад небесный; и все, кто при гробе стоял, попадали на колени, прославляя Господа. Да, так его путем — на Небеса — уже успело проследовать и несколько его детей: я слышал от братьев того ордена, приезжавших проповеди ради в наши края, и другие имена: святой Петр Мученик, блаженный Режинальд Сен-Жильский, святой брат Бертран де Гарриг — я дивлюсь, не тот ли это брат Бертран, с которым дважды сводил меня Господь. Но главное — теперь-то я могу рассказать проповеднику Доминику обо всем, о чем хотел и боялся. Теперь он всегда может слушать меня, у него наконец появилось время, а у меня — миновал страх. Даже если он и не даст мне совета, все же выслушает и верно поймет.

Вот еще что, mi dilecta. Я же обещал некогда рыцарю Бодуэну сложить о нем песню после его смерти. Лишь недавно — здесь, на новой войне — я обрел достаточно душевного покоя, чтобы вновь взяться за стихосложение, и исполнил наконец свое обещание. Надеюсь, песня понравится ему там, где он сейчас оказался — хотя звуки голосов вечно славящих Бога серафимов, должно быть, заглушают для него все земные мелодии.