Рыцарь Черной Розы

Перадур, сын Изольды и Сота, был весьма пригож собою, кожа у него была гладкой и тонкой, а светлые волосы были столь нежного золотистого оттенка, что на ярком солнце казались седыми. Выражение благочестия и решимости – редкое сочетание для юноши, прожившего на свете всего шестнадцать лет, – придавало его лицу излишнюю суровость, однако глаза неопровержимо свидетельствовали о том, что сердце у юноши отзывчивое и доброе. Как и отец, Перадур был облачен в доспехи рыцаря Соламнии. Кираса доспехов была выкрашена в белый цвет, и нанесенные на ней символы добрых богов были единственным ее украшением.

Юноша весь трясся от горя, однако он сумел снять с рук тяжелые рукавицы и возложить ладони на раны матери. Затем он обратил к небу свои полные слез глаза, и пальцы его слегка засветились. Кровавая рана закрылась под его руками, и Изольда погрузилась в глубокий целительный сон.

Рыцарь Смерти и его противник сошлись так близко, что Сот почувствовал на своем лице теплое дыхание серебряного рыцаря. Смертный двойник Сота поглядел в оранжевые глаза своего врага и проговорил:

– У тебя все еще есть шанс, падший. Спрячь свой меч.

Сот оттолкнул его в сторону и перевел взгляд с лица, которое казалось отражением его собственного, на юношу – сына лорда Сота.

Доспехи у обоих были в полном порядке, острые мечи сверкали на солнце. Точно так же, как сам Сот излучал могильный холод Абисса, эти двое были окутаны невидимой аурой жизни и силы. Перед ним были образцы рыцарской доблести, люди, чья добродетель ослепительно сияла на их лицах и в их делах.

Он ненавидел обоих всем своим давно остановившимся сердцем.

С гневным криком Рыцарь Смерти схватил меч своего противника рукой. Клинок заскрежетал по стальной латной рукавице, но Сот лишь крепче сжимал ладонь. С силой, которой не мог бы похвастаться ни один смертный, он вырвал оружие из руки своего двойника и отшвырнул далеко в сторону.

Одетый в сверкающие доспехи рыцарь, вместо того чтобы броситься за мечом, неожиданно пал перед Сотом на колени. Обратив к Соту свои голубые глаза, он с надеждой проговорил:

– Ты превзошел меня в битве. Я назову тебя победителем, если ты поклонишься богам и поблагодаришь их за дарованную тебе силу.

Рыцарь Смерти, помня, что все это было своего рода испытанием, которое учинили ему повелители Туманных Пределов, для того чтобы решить, заслуживает ли он своего собственного королевства, даже; ни разу не задумался о том, чтобы прислушаться к словам своего добродечинного противника. Вместо этого он поднял вверх руку и вымолвил магическое слово, которое наверняка покончило бы со всем этим.

Стрелы черной энергии метнулись из пальцев Сота к груди серебряного рыцаря, однако, прежде чем они поразили свою цель, Перадур бросился вперед и заслонил отца своим телом. Его проворство казалось почти сверхъестественным, особенно учитывая его тяжелый доспех. Тем не менее вся мощь черного огня досталась ему. Белая кираса покрылась коричневыми пятнами, а нарисованные на ней священные символы исчезли. Сквозь дыры, пробитые в нагруднике, огненные стрелы Сота проникли в грудь юноши и нашли его благородное сердце. Словно обугленные пальцы, они стиснули его, и юноша в последний раз вскрикнул, но не от боли или от страха; последними его словами была страстная молитва, обращенная к Паладину.

Смертный двойник Сота обнял тело сына и, не скрывая слез, повернулся к Рыцарю Смерти.

– Ты погиб, – сказал он ему. – Этим ты заслужил себе новое королевство.

Толпа на дороге потихоньку таяла. Торговцы и ремесленники расходились, низко опустив головы. По мере того как они приближались к палаточному городку под стенами Дааргарда, их тела становились прозрачными и постепенно таяли в воздухе. Да и сам оживленный лагерь затих, заколыхался словно мираж и исчез прямо на глазах Сота. Жрецы приблизились к телам Перадура и Изольды, подняли и понесли прочь, а тринадцать верных рыцарей Сота во главе с сэром Майклом, которые служили ему еще до Катаклизма, окружили одетого в сверкающие доспехи лорда и принялись утешать его. Затем и они последовали за жрецами к розовым стенам Дааргард-Кипа.

Лишь только последний человек скрылся в воротах замка, все вокруг внезапно потемнело. Даже бессмертный рыцарь почувствовал пронизывающий холод ледяного ветра, который разметал последние расплывающиеся образы палаточного городка, вымел каменистую почву так, что на ней не осталось ни следа торгового поселка. Самый замок, словно одевшись в траур, потемнел; его розовые стены стали цвета обожженного кирпича, а с башен исчезли цветные вымпелы. Звуки музыки и смеха тоже стихли, сменившись заунывными стенаниями тринадцати сестер-баньши.

Рыцарь Смерти взглянул в ночное небо, распростершееся над руинами замка. То, что он увидел, подсказало ему, что он не на Кринне, хотя замок очень напоминал ему Дааргард. В бархатно-черной мгле плыла только одна луна: это была Наитария, светило черной магии и колдовства. Будь он на Кринне, в небе он увидел бы еще белую и красную луны, символы Добра и Равновесия.

Посреди древней ухабистой дороги стоял, тряся головой, Азраэль.